Ведьмак: назад в СССР-4

Подус Игорь

— И почему же тогда власти закрыли прииск?

— Да я же говорю чертовщина всякая началась. Люди начали пропадать, а потом авария там большая произошла. Много пленных немцев погибло. Охрана и работяги из местных без вести пропали. Тогда и отец мой бесследно загинул, причем загинул с такими концами, что нам почитай нечего хоронить было. Пришлось в гроб его одежду, да мешочек с золой вложить. А потом людям объявили что выработки оскудели и добывать золотишко больше не рен…те…та…бе…но — тётушка сжевала последнее слово и едва им не поперхнувшись, в сердцах сплюнула.

— Нерентабельно — догадался я.

—

Вот, вот, всё правильно, как ты и сказал. Это самое слово. Так что оставшихся живыми немецких пленных оттуда быстро вывезли в теплушках, а прииск и обогатительный цех закрыли. И только через три года оттуда часть оборудования вывезли и наконец убрали охрану, зачем-то охранявшую все это время, пустую зону, старые, взорванные шахты и прииск.

Буквально почувствовав, что она что-то недоговаривает я поставил на газетку пустой стакан и заглянул тётушке в глаза.

— Авдотья Никитична, а может расскажете, что там за авария такая случилась? — приглушив голос, спросил я и наклонился вперёд.

Среагировав на вопрос, тётушка для вида тяжко повздыхала и наконец решившись, наклонилась ко мне и быстро заговорила, причем едва не перейдя на таинственный шёпот.

— Даже не знаю Гена что тебе и рассказать. Видишь ли, дела старые, давно забытые, но только скажу тебе милок так, там если ни черти, то что-то ещё хуже, может даже демоны адские, из шахт повылезли — сделав заявление, Авдотья Никитична несколько раз быстро перекрестилась и постучала по лавке. — Конечно я сама там в тот момент не была, но мой супруг покойничек, прямо перед смертью мне кое-что поведал. Я уж все те страсти что он тогда рассказывал и не упомню, но точно помню, что он, прямо перед тем как оттуда на самосвале в ужасе сбежать, сам видел страхолюдин всяких, которые из старой шахты вылезали и людей голыми руками на куски рвали. А ещё он говорил, что эти демоны или черти, даже пробитые насквозь пулями продолжали бегать и кусаться. А ещё он мне коготь неведомого зверя показывал, который он в тех местах, лет через десять во время охоты, на пепелище одного из бараков нашёл.

— А может на пленных не демон а медведь какой бешенный напал? А потом во время паники пожар начался? — спросил я скорее для проформы.

— Оно Гена может конечно и медведь или даже несколько, да вот только то что на прииске и в зоне случилось, даже через годы, просто так для наших мест не прошло. Люди то там и после этого продолжили пропадать. От этого то народ и начал постепенно разъезжаться. Колхоз с каждым годом хиреет. И даже в новый лесхоз, который лет пятнадцать назад, в тех местах появился, местные работать почти не идут и тамошнему начальству приходится для вырубки, бригады шабашников нанимать на сезон.

— Так вот значится из-за чего по-настоящему Тринадцатый километр в Четырнадцатый переименовали — догадался я и тётушка утвердительно кивнула.

— Уже при Хрущёве и поселок переименовали с Приискового в Знамя Октября, по имени нашего колхоза.

— Даже вот как, значит местные власти решили даже память о прииске со всех карт убрать — констатировал я, почуяв что в этом деле точно без потустороннего вторжения не обошлось

— Вот и я из Артельной деревни, десять лет назад переехала на станцию «Дальняя» в старый дом сына, который он мне под присмотр оставил, когда он с новой женой в райцентр перебрался.

— Авдотья Никитична,

а вы по родным местам случайно не скучаете?

— Да мне милок и скучать то некогда. На станции Дальней у меня кирпичный дом под шиферной крышей, большой огород, корова Звёздочка, поросята, куры и прочая домашняя животина обитает, которая пригляд просит. А ещё недавно сын из райцентра мне телевизор привез, который цельных два канала в хорошую погоду показывает.

— Ясно. А сейчас зачем туда направляетесь? — поинтересовался я.

— Так сестра у меня старшая там живёт до сих пор, вот еду её проведать, да заодно посмотреть не померла ли часом, а то ведь в той деревеньке в котором она обитает, кроме дела Щукаря, почитай никого и в живых то и не осталось. Молодежь, кто в поселок, кто на станцию Дальняя, а кто-то как мой сын и в райцентр вся переехала. А старики все перемёрли постепенно.

Уловив знакомое прозвище, я вспомнил как Сева рассказывал про своего героического деда, прошедшего и первую, и гражданскую и вторую мировую войны. Как раз он упоминал что тот живёт где-то на отшибе. Лечит людей травами и заговорами, держит пасеку и его как раз все местные называют Щукарём.

— Полина Игнатьевна, а у этого Щукарь случайно по фамилии не Морозов? — спросил я и тётушка тут же округлила глаза.

— Ну да, по паспорту Морозов. А ты милок откудава его знаешь? — с подозрением спросила Авдотья Никитична.

— Так он как раз родной прадед моего друга, по поводу которого я к его семейству как раз заехать хочу.

— Это Севка что-ли твой друг?

— Да.

— Так как же, знаю я этого сорванца с самого раннего малолетства. Каждый год в огород ко мне лазил, да яблони и клубнику с вишнями, стервец обрывал. Сразу после меня, почитай все Морозовы, кроме старого деда Щукаря, в поселок жить переехали. Ты их нынешний адрес то знаешь?

— Да конечно — сказал я и показал бумажку с адресом.

Осмотрев её, тётушка с явным подозрением на меня посмотрела.

— А кстати милок, а по какому такому делу тебя к нам отправили и где Севка? Почему сам не приехал? Или с ним случилось чего? — неожиданно встревожилась Авдотья Никитична. — Я, когда его на станции в предпоследний раз видела, так он из армии демобилизовался. Весь в деда пошёл, вымахал под два метра ростом и широкий в плечах стал словно колхозный бык осеменитель. А после я Севку видела, когда он в Москву уезжал, на обучение в милицейскую школу. Его тогда всё семейство на поезд провожало, и я сама слышала, что он хочет вернуться в родные края и стать на поселке новым участковым. А вот это давно пора, а то наш нынешний участковый, не то не сё. Только и знает, что бумажные отписки писать, да в колхозной конторе сидеть.

— Да, была у Севы такая мечта, стать участковым — подтвердил я и едва справившись с внезапно накатившей грустью, невольно посмотрел на большой чемодан, в котором лежал кусок хрусталя с плавающей внутри него аквамариновой искоркой.

— А чего ж была мечта? Или случилось с этим обалдуем чего? А ну ка милок не темни, отвечай сейчас же — потребовала Авдотья Никитична и вперила в меня немигающий взгляд.

— Да нет, нормально с ним всё — мигом соврал я и приветливо улыбнулся. — Я тут так почти проездом. Дай думаю заеду к его родне, гостинцы Московские передам, да заодно узнаю, как они тут живут поживают.