Ведьмин бал (сборник)
Шрифт:
– Ника, успокойся там, – он легонько стукнул в дверь.
– Откройте! Вы зачем меня заперли?! – заорала она в ответ.
А шипение за окнами не прекращалось, тембр его то и дело менялся – от тоненького до утробно-низкого:
– Ни-и-ика! Нииииика!
И тут я увидела сквозь незакрытую дверь кухни, как озарились рыжим огнем оба кухонных окна, а затем и окна в наших комнатах.
– Он обвивает кольцом весь дом! – упавшим голосом пробормотал Петро. – Может поджечь.
– Перстень! – хлопнула я себя по лбу. – Надо забрать у Ники перстень!
Я хотела
– Так у нее есть перстень от этого гада? Где же он, что я не видел?
– Она носит его под перчаткой, – прошептала я, холодея от ужаса, а тем временем Ника изо всех сил колотила руками и ногами в дверь. – Но как его достать, понятия не имею. Если дверь открыть – она же сбежит к нему.
Показалось мне или нет, но в воздухе повеяло легким-легким дымком. Только теперь меня охватил самый настоящий ужас – неужели мы сгорим заживо?! Надо бы выскочить наружу, но подойти к двери или к окнам, за которыми извивались огненные кольца, было выше моих сил. Я в панике заметалась по кухне, не зная, что делать. И тогда Петро приблизился к двери Никиной темницы и решительно сказал:
– Подожди, не шуми там. Сейчас я тебя выпущу. Только ключик найду, куда его Таня спрятала.
Стук в дверь прекратился.
Мне в голову закралась постыдная и малодушная мысль – может, так и лучше? Пожертвовать Никой, а самим уцелеть? Ведь если дом сгорит, погибнем все, и Ника тоже…
Ключик, собственно, я никуда не прятала – он спокойно висел на своем шнурочке на дверной ручке каморки. Петро подошел, посмотрел на него, взял в руки и… повесил обратно. После чего подмигнул мне, побежал на кухню и приволок ящик с инструментами.
– Ой, не нашел, – легкомысленным тоном заявил он. – Но ничего – есть инструменты, я сейчас дверь сломаю. Отойди подальше.
– Быстрей там! – рявкнула Ника изнутри.
Петро вынул из ящика топор, убедился, что тот острый, и ловко прорубил в старой двери из опилок небольшую дыру – как раз чтоб руку просунуть.
Я замерла в недоумении, совершенно не понимая, что он задумал. Петро тут же отложил топор.
– Ника, – крикнул он, наклонившись к дыре. – Таня, к сожалению, не разрешает мне ломать дверь. Но ключ нашелся – он висит на дверной ручке. Через эту дырку ты дотянешься и до ключа, и до замка, который сможешь отпереть.
Наверное, будь Ника в своем уме, она бы хорошо подумала, прежде чем соглашаться на такое нелепое и бестолковое предложение.
Сквозь прорубленную дыру высунулась рука в черной перчатке и зашарила по двери. И это была, разумеется, правая рука, ведь Ника являлась стопроцентной правшой.
И тут я поняла замысел Петра. Впрочем, он первый подскочил и крепко ухватил ее обеими руками за запястье.
Ника завизжала, выкрикивая в наш адрес разные словечки, весьма уместные и подходящие, учитывая наше вероломство.
Перчатку я стащила мигом, а вот с перстнем пришлось повозиться. Поняв, что мы собрались делать, Ника сжимала кулак и всячески сопротивлялась.
Но в конце концов все получилось. Перстень остался у меня
– Узнаю, – буркнул Петро. – У моей сестры был почти такой же. Но у нас так и не получилось его отобрать. Слишком поздно мы о нем узнали, и совсем уж поздно я придумал, как это можно сделать…
Я бегом бросилась на кухню, видя сквозь открытые двери, как все окна озарены уже не рыжим, а ясным, ослепительным белым светом.
Мы оба прикрыли руками глаза. Петро бросился к кухонному окну распахнул форточку и отскочил, дуя на руки.
– Эй, ты! – срывающимся голосом выкрикнула я, хотя у меня от страха и этой слепящей белизны непроизвольно текли слезы. – Забирай свою побрякушку и убирайся вон!
И я бросила перстень в форточку. С двух метров, но, по счастью, попала.
Шипение смолкло. Вообще все смолкло, тишина наступила мертвая. Даже Ника в своей каморке не подавала признаков жизни. Яркий свет в окнах начал меркнуть, пока совсем не погас. Стало темно, и тем более неожиданным оказался удар в стену, который сотряс весь дом. Я завизжала и, слабо соображая, что делаю, повисла у Петра на шее. Через его плечо видела, как что-то длинное и тускло мерцающее проплыло под окнами, а потом по небу мелькнула огненно-рыжая дорожка и снова воцарилась темнота.
И тут двери кухни распахнулись настежь, и стало светло. Только теперь источник света был вполне реалистичный – керосинка.
И как я могла забыть о бабушке? Весь этот шум-гам и иллюминация оказались способны разбудить даже ее, хотя прежде я считала, что это не под силу и трубе архангела.
– Это что еще такое?! – увидев меня повисшей на шее у Петра, бабушка чуть керосинку не выронила. – Что это вы… да как вы… Ах ты ж бесстыжая!
Я и рада была бы отстраниться, но мои пальцы от испуга так свело судорогой, что они никак не хотели разжиматься. В конце концов Петро пригнулся и высвободил голову из моих объятий.
– Совсем стыд потеряли! – продолжала бушевать бабушка. – Что я твоим родителям скажу?!
Но теперь, когда все самое ужасное осталось позади, бабушкин гнев нисколечко не пугал. Напротив, меня пронял глуповатый нервный смешок: тут такое творилось, а бабушка спала и ничего не слышала, а как все наваждение закончилось, так она нашла проблему там, где ее нет.
– Что-что? – хихикнула я. – Романтическое свидание тут у нас, а ты что подумала?
Бабушка так и застыла с открытым ртом, пораженная моей наглостью.
– А… Ника где?
– А мы ее в чулане заперли, чтоб не шлялась тут через каждые три минуты попить компотика. Достала уже! – пояснила я. Теперь и Петро заулыбался.
Бабушка гневно развернулась и, сделав несколько шагов по коридору, остановилась возле изуродованной двери чулана.
– Это еще что такое?!
– Это – окошко, чтоб еду подавать, – я вошла в раж. – Матрас у нее там есть, что еще надо для счастливой жизни!
Но бабушка не слушала. Она, наверное, подумала про нас вообще непонятно что, потому что заохала и кинулась открывать дверь кладовки.