Ведьмин огонь
Шрифт:
Над поляной повисло молчание, лишь затихающий ветер стонал среди мокрых ветвей.
Волк наклонился над трупом Рокингема и обнюхал его. Шерсть на загривке у него все еще стояла дыбом.
— Елена, посмотри, Крал, кажется, еще дышит, — позвал племянницу Бол.
— Он жив!? — не поверив своим ушам, переспросил Эррил. Елена отвела взгляд от Рокингема и повернулась к горцу. Бол стоял перед ним на коленях, подняв голову горца из грязи. На искаженное мукой лицо налипли опавшие листья. Крал открыл глаза, судорожно глотнул воздуха и закашлялся:
— Я… Я убил его? — едва слышно простонал
— Да. А теперь не двигайся, пока мы не разберемся с ногой.
— Покажите… покажите мне девочку…
Бол махнул Елене, чтобы та подошла, и девочка рванулась к лежащему горцу. Неужели еще одна смерть сегодня!? Глаза Крала скользнули по ней, и он успокоился. Подошел Эррил и тоже встал на колени рядом с Болом.
— Ты спас всех нас, — он указал на Мерика и Нилен, которые силились встать на ослабевшие ноги.
— Спасли мы все, — прохрипел Крал. — С божьей помощью. — Горец жестом попросил приподнять себя, чтобы увидеть рукоять топора, торчащую из груди скалтума. Взглянув, он тяжело вздохнул и без сил снова опустился на землю. Елена услышала, как губы его шепчут слова благодарности.
— Твой топор не миновал цели, — тронул его за плечо Эррил. — Твоя рука спасла нас всех на этом рассвете.
— Но она не спасла моего сердца, — пробормотал горец, отворачиваясь.
— О чем ты? — удивился Эррил. — Ты храбро сражался и…
— Нет, сражались боги. Одно мое лезвие никогда бы не пробило брони черной магии. Это работа богов, не моя.
— Нет, Крал, никакая сила никаких богов не может прорвать черную защиту — просто твое лезвие закалилось в черной крови чудовища, убитого тобой в Винтерфелле. Черный дух омыл твое лезвие, и теперь оружие, получившее такое крещение, всегда будет пробивать их защиту.
Крал вздрогнул при этих словах, глаза его вспыхнули, а слабая рук сжала колено Эррила:
— Ты говоришь правду?
Эррил смутился такой горячностью, но горец быстро убрал руку, а глаза его сузились от боли, на этот раз уже не телесной.
— Но я думал, это заблуждение, ложь…
— Что ложь? — удивился Эррил.
— Мой язык… там, около дома… он произнес ложь, чтобы спастись от них… Я сказал им, будто знаю способ продырявить их, что мой топор может их убивать…
Эта боль удержала Эррила от комментария. Но тут вмешался Бол, заговорив громко и положив руку на грудь горца:
— Но оказалось, что это правда. И ты не солгал.
В глазах Крала по-прежнему стояла боль:
— Но в сердце своем я солгал.
Бол взглядом позвал на помощь Эррила, но тот лишь покачал головой, не зная, что можно сказать еще. Глаза горца закрылись, и он начал тихо постанывать от боли.
И тогда Елена, взяв за руки дядю и Эррила, тихонько отвела их от раненого, а сама опустилась рядом с ним. Этот человек спас ее, и она не допустит, чтобы он нес в своем сердце такую боль. Слишком многие уже отдали за ее спасение слишком много. И теперь пришла пора отдавать долги.
Почувствовав ее присутствие, Крал приоткрыл глаза, но великая мука тлела под тяжелыми веками.
Елена приподняла его голову и приложила к пересохшим губам пальчик:
— Никакая ложь не коснулась твоих уст, человек гор. Твое сердце защитило тебя, как
Эти слова и поцелуй смягчили ожесточившиеся черты горца, и гигант расслабился:
— Благодарю тебя, — пробормотал он. Но глаза его снова закрылись, хотя дыхание стало более мерным и спокойным.
Подошедший Эррил стиснул ее плечо:
— Только что ты спасла ему жизнь. Ведь его вина иссушала его волю, а сердце горца всегда должно быть сильным и свободным от сомнений, только тогда он сможет выздороветь.
Елена прильнула к груди Эррила. Его слова проливали бальзам ей на душу. Долгий вздох вырвался у измученной девушки, и, обняв ее, Эррил отвел несчастную подопечную в сторону. Бол тем временем исследовал тело Рокингема. Убийца лежал в грязи навзничь, раскидав руки и ноги как-то неестественно. Бол положил руку ему на шею.
Елена напряженно ждала. Ей вдруг захотелось закричать и оттолкнуть дядю — ведь этот человек убил ее родителей, и не надо, чтобы рядом с ним находился кто-то из ее близких. Девушка уже открыла рот, чтобы крикнуть, но передумала, представив, как глупо сейчас прозвучат ее слова.
— Сердце не бьется, и дыхания нет, — тихо произнес Бол и тяжело поднялся, хватаясь за дерево. Вытерев руки о штаны, словно желая полностью избавиться от воспоминаний, дядя мрачно объявил: — Он мертв.
Елена вздохнула с облегчением.
Итак, все миновало. Рассвет близок. И девочке вдруг до боли захотелось увидеть солнце.
Дядя ласково улыбнулся ей.
И племянница застенчиво ответила ему, улыбаясь все шире. Длинная страшная ночь подошла к концу.
Но ее обоняние оказалось сильнее ее глаз. По поляне пронесся запах разрытых могил. Елена сморщила носик, словно желая избавиться от запаха, но не успела.
Позади Бола вставало то, от чего крик застрял у нее в горле.
Могвид услышал крик, полный страха, и юркнул обратно в глубину туннеля. Что бы ни заставило девочку так крикнуть, это намного хуже гоблинов. А в пещере можно попробовать найти другой выход. Но темнота и страх перед неизвестным не позволили Могвиду сделать и шага. Он скрючился около выхода, где по-прежнему боролся с корнями огр, который так и не смог одолеть дуб и вылезти. Звуки происходившего снаружи горячили его кровь, и он в бешенстве рвал железные корни когтями и зубами. Несколько когтей уже были вырваны с мясом и кровоточили.
Могвид видел, что Толчука трясет от гнева, но неожиданно огр оставил корни и, обернувшись, взглянул прямо в лицо Могвиду. Глаза его сверкали, но не янтарем сайлуров, а красной злобой огров. Он ткнул в человека-сайлура пораненным когтем:
— Ты, ты ведь все знал, — проревел он, найдя, наконец, на кого излить свою ярость.
Могвид почувствовал, как его буквально окутывает плотная пелена ненависти, и глаза его выкатились от ужаса при воспоминании о том, как огр расправился со сниффером, язык у несчастного человека-сайлура так и прилип к небу.