Ведьмин век. Трилогия
Шрифт:
Они прошли мимо стайки женщин в униформе. Мимо толстого мужчины, копающегося в не менее толстом портфеле, мимо двух очень высоких юношей в трико, сидящих рядышком на подоконнике. Мимо доски объявлений, мимо лестницы, ведущей в буфет, мимо холла с коврами и фикусами. Миновали приоткрытую дверь в зеркальный зал, где шелестели тапочки по паркету. Миновали еще десяток дверей, за которыми вполголоса переговаривались, ходили туда-сюда, смеялись, переругивались; еще один холл – и Клавдий остановился перед полированной створкой с нарочито строгой
– Госпожа Торка!
В приемной было пусто. Стол секретарши, недопитая чашка чая, смятый бланк с типографской виньеткой в правом верхнем углу, две двери – направо и налево. Отключенный телефон. Ивга потянула носом; Клавдий тоже чувствовал запах сердечных капель. Еле ощутимый, выветрившийся запах.
Дверь направо. Пусто. Исполнительного директора нет на месте, неудивительно, странно лишь то, что не заперта дверь.
Дверь налево…
Женский пиджак, брошенный на спинку рабочего кресла. Вывороченные ящики стола; следы не то грубого обыска, не то бережного погрома. Трубка телефона аккуратно срезана. Рядом связка ключей с брелоком в виде куриной лапы. Достаточно тяжелой, если подбрасывать на ладони.
Клавдий почти не размышлял.
– Ивга, поди сюда.
Девчонка вошла в кабинет; Клавдий подтолкнул ее к столу:
– Останешься здесь. Потом я тебя заберу.
Глаза ее испуганно округлились:
– Н-нет… я…
– Ненадолго.
Он дважды провернул ключ в замке; девчонка, против его опасений, не стала кричать и возмущаться. Ни слова, ни вздоха – ему вдруг сделалось неловко. Так, будто на него укоризненно смотрят, а он не в силах отвернуться.
– Я скоро, – сказал он запертой двери.
Размеренная жизнь театра уже прервалась. Уже смешалась и скомкалась; двери уборных были распахнуты настежь, и отовсюду слышался передаваемый по трансляции сухой, подчеркнуто спокойный голос: «Просьба ко всем работникам театра оставаться на местах. Просьба оставаться на местах. Подготовка к спектаклю прекращена; просьба ко всем работникам театра оставаться на местах… Не выходите в коридоры, оставайтесь на местах…»
Говоривший был хорошо знаком с техникой приказа. Его слушали – по крайней мере, пока. Коридоры были пусты, Клавдий шел, провожаемый испуганными взглядами; из боковой двери выглянула пожилая женщина с охапкой зловещих багряных плащей:
– Молодой человек…
Клавдий обернулся; женщина отпрянула. Клавдий знал, что в состоянии боевой готовности выглядит донельзя паршиво. Тут хоть в багряный плащ закутывайся, до бровей…
Начальника спецгруппы он нашел в увешанной афишами комнатке – администраторской. Две забившихся в угол женщины и мужчина во фраке испуганно смотрели на рацию в руках непрошеного гостя.
– Мы переловили их, патрон. Девять человек. В репетиционном классе.
– Действующие?
– Нет, патрон. Все «глухие». Как и указано в досье… Спектакль отменен.
– Торки нет в кабинете. Вы уверены, что она еще в театре?
– Все видели, как она входила. Как выходила, не видел никто. Ее машина на месте…
– Сколько их, Коста, по вашим ощущениям?
Начальник спецгруппы прищурился. Маркированный инквизитор, кое в чем – например в чутье – превосходящий даже Клавдия. Он не допрашивает ведьм – он их ловит.
– Много, патрон. Здесь, в здании – много… Пять-шесть. И мы пока не нашли ни одной.
– Здание оцеплено?
Начальник закатил глаза, что было нарушением субординации, зато изгоняло всякие сомнения в профессионализме спецгруппы.
– Хорошо, Коста… Делайте свою работу. А я ищу Торку.
Он почуял ведьму, поднимаясь по мраморной зрительской лестнице на третий ярус. Почуял ясно и явно – кажется, воин-ведьма. Да как близко подкралась незамеченной…
Он стиснул зубы, мысленно посылая противнице приказ-принуждение. Кажется, ответом был короткий стон; Клавдий кинулся на звук, откинул портьеру, выскочил на другую лестницу – черную, аварийную. Внизу торопливо удалялся стук каблуков.
– Стоять!
Двери, ведущие на второй ярус. На первый; ложа-бенуар. Красное платье, мелькнувшее двумя пролетами ниже…
Истошный крик в зале. На сцене. И почти сразу же – запах дыма.
Ведьма, за которой он гнался, остановилась этажом ниже, будто выжидая, что теперь Великий Инквизитор предпримет. Обнаглели, пес…
– Пожа-ар!..
Дверь, ведущая в ложу, была совсем рядом. Огромный зал терялся в сумерках; занавес был поднят, давая возможность любоваться декорациями премьерного балета. Парчовый дворец, бархатная темница, розовый флер рассвета-заката…
Черный дым. Будучи пропитана противопожарной дрянью, вся эта роскошь потрясающе горит. Как солома.
– Пожа-ар!..
Включилась сигнализация. На сцену выскочил человек с маленьким, плюющимся пеной огнетушителем. За ним еще один, еще…
Дым поднимался выше. Гипсовые лица на потолке понемногу утрачивали белизну, и в бесстрастных прежде глазах проступала совсем человеческая усталость. Или Клавдию померещилось?..
Ведьма. Она близко. Она преодолевает боль от его удара, и…
Клавдий удивленно оглянулся. Это что-то новенькое…
В грудь ему смотрело дуло большого черного револьвера.
– Инквизитор… Палач…
Молоденькая дура, она решила напоследок высказать ему все, что о нем думала. Стреляй она сразу – у нее сохранился бы шанс.
Его напор отбросил ее на стену. Револьвер вывалился – почти беззвучно – на мягкую ковровую дорожку. Он подошел, заглянул в черные от боли глаза, замерял «колодец». Восемьдесят… Со следами недавней инициации…
Он взял ее за руку – необычайно тонкую, прямо-таки тощую, тонкокостную руку балерины. Нащупал пульс.