Ведьмин век. Трилогия
Шрифт:
Ни звука – только запахи. Бесконечно разнообразные запахи ветра.
Ивга смеется.
Она переждала в своей нише, пока уведут оглушенную, одурманенную ведьму. Та, конечно, ничего не помнит; провожая ее глазами, Ивга испытала мгновенную неприязнь. И зависть; рука с иглой – отвратительно. Полет над травами, над верхушками деревьев – прекрасно…
Она опомнилась. С ужасом тряхнула головой – ведьмино пусть остается ведьме. Ее грехи и свирепые радости были и останутся до последней капли чужими,
Ее мутило, подташнивало. Нечем было дышать. Когда он найдет, наконец, что ищет, когда он отпустит ее из подвала?!
– Ивга! Иди сюда…
Он сбросил капюшон, Ивга увидела его озабоченное усталое лицо и поняла, что «работе» конца-края не видно.
– Все эти иголки, полеты, – она сипела пересохшим горлом, – все не то, что вам надо?
Клавдий вытащил из-под допросного стола бутылку с водой и два высоких стакана, вода была минеральной, веселые пузырьки липли к стеклу.
– Иголки, полеты – ерунда, традиционные практики. – Он протянул ей стакан. – А нам нужно новое. Как бы мне внятно объяснить тебе, что мы ищем…
Ивга почему-то испугалась. Зубы стучали о стекло, пузырьки щекотали нёбо.
– Мы ищем общий мотив, – сказал он отрывисто. – Я бы назвал это… сверхценностью.
Ивга молчала.
– Сейчас приведут другую ведьму, и ты попытаешься отыскать в ее побуждениях нечто… вызывающее особый трепет. Желание жертвовать собой. Желание идти следом… Еще пес знает какие желания, я понятия не имею, но они должны быть, Ивга! Чувство… если хочешь, чувство преданной дочери…
– Я устала, – сказала Ивга шепотом.
– Что?!
– Я… не могу. Сегодня. Я просто не могу. Я устала.
Она смотрела, как удивление и досада на его лице сменяются обыкновенным огорчением. Потом он со вздохом отвернулся:
– Извини… Конечно, отдыхай. Завтра.
Открылась потайная дверь; стоявший за ней парень, один из тех мордоворотов, которые сопровождали Ивгу внутри Дворца, приглашающе отступил в темный коридор.
Ей вдруг сделалось тоскливо. Пусто и одиноко.
– Можно я…
Он уже думал о другом. Ее вопрос выдернул его из пучины размышлений государственной важности, и потому его бровь поднялась несколько раздраженно:
– Что?
– Можно я погуляю? – спросила она безнадежно. – Без охраны?..
Некоторое время он смотрел ей в глаза. Потом отошел к стене, и удивленная Ивга услышала щелчок выключателя. И факел сразу же сделался ненужным и нелепым – Ивга и не знала, что в этой комнате возможен такой яркий свет.
Клавдий вернулся. Встал перед Ивгой, она не выдержала пристального взгляда и потупилась.
– Я тебе доверяю, – сказал он медленно. – Ты можешь гулять, пожалуйста, сколько угодно… Иди…
Уже в коридоре ее догнал окрик:
– Ивга!
Она вздрогнула и остановилась.
– Я пройдусь с тобой два квартала, ты не возражаешь?
Склонялось
По улицам ходил горячий ветер, смерчиками закручивал пыль, тополиный пух и конфетные обертки. Ивга подумала, что в подвалах Инквизиции все времена года одинаково прохладны и сыры. А вот стайка спортивного вида девчонок, безуспешно ловящих машину на перекрестке, щеголяет бронзовым загаром…
И дождливое лето все-таки остается летом.
Она вздохнула. Ветер поигрывал короткими, легкими подолами веселых летних женщин – и тупо тыкался в непроницаемую ткань Ивгиных джинсов. И отлетал, посрамленный.
…Ветер. Земля, несущаяся далеко внизу…
В теплый вечер вмешалась одинокая ледяная струйка. Струйка того ночного ветра; Ивга вздрогнула, и струйка исчезла.
– Хочешь мороженого?
Ивга мотнула головой; у нее было впечатление, что Клавдий безостановочно делит в уме многозначные числа. Говорит с ней, думает о ней – и о другом думает тоже. И о третьем…
– Вообще, чего-нибудь интересного хочешь? На пляж? Обновку?
Ивга обреченно вздохнула.
Неудобно отвлекать занятого человека. Кажется, что лицо Клавдия – песочные часы, и время, убиваемое на молодую ведьму, истекает…
Здесь, вне подвала, она ему не интересна. Сейчас он задаст вопрос, ради которого прервал свои важные инквизиторские занятия… Сейчас задаст вопрос, получит ответ и уйдет. В одиночестве Ивга сможет привести в порядок мысли и чувства, побродить по городу, как свободный человек… Сожрать, в конце концов, сколько угодно мороженого. У нее, по счастью, полный карман мелочи.
– Ивга, что тебя гнетет?
Хороший вопрос.
Мимо промчался парнишка на роликах. Выскочил на проезжую часть, вильнул перед возмущенно взвизгнувшей машиной, влетел обратно на тротуар и с гиканьем скрылся за углом.
– Я понимаю, тебе в тягость то, что ты делаешь. Что я заставляю тебя делать. Но я надеялся, что ты привыкнешь… адаптируешься. Я ведь привык.
Она кисло улыбнулась.
Он вдруг схватил ее за плечи и резко притянул к себе; она успела испугаться. Она почувствовала на шее его жесткую руку – он, если захочет, запросто может пережать ей сонную артерию…
По месту, где она только что стояла, прокатил другой роликовый парнишка – Ивга успела ощутить проносящийся мимо вихрь и разглядеть огненно-красную кепку со сдвинутым на затылок козырьком. Пацану было всего-то лет тринадцать; в следующую секунду он налетел на железную урну и шлепнулся, проехавшись по асфальту видавшими виды наколенниками.
Клавдий выпустил ее. Она старалась смотреть мимо его глаз.
– Ивга… Скажи, что тебя беспокоит. Это важно.
Его лицо больше не было песочными часами. Ей кажется – или это настоящая, всамделишняя тревога? Его действительно так заботит то, что происходит у нее на душе? Или «это важно» для дела Инквизиции?