Ведьмина деревня
Шрифт:
У большинства горожан были родственники в деревнях, и они выращивали на своих огородах овощи и фрукты. В эти моменты Евдокия очень жалела, что они остались без клочка земли.
Так и жили в сложные времена. К зиме Алёна смогла устроиться в магазин. Хозяйка была одной из пациенток девушки и предложила ей место по блату, уволив другого человека. Алёне было неудобно из-за этого, но надо было жить и растить дочку, и отказываться она не стала.
Теперь пять дней в неделю работала в магазине, опять стала брать домой за полцены повреждённые
Танюшу почти не видела. Дома появлялась ближе к ночи и падала от изнеможения. Не уставала благодарить Евдокию, что та помогла ей в своё время вернуть здоровье.
Галина уже не брала со своих квартирантов арендную плату, так как питались все вместе. Её сын, давно уехавший в столицу, даже не появился, чтобы спросить, как там мать в такое трудное время. Поэтому женщина была очень рада, что у неё появились близкие люди.
Как только ввели возможность приватизации жилья, Галина прописала всю свою новую семью, как она называла Алёну со Степаном и Танюшей, и приватизировала квартиру на всех.
— Чтобы вам с Танюшей было где жить, когда меня не станет, — говорила она.
А Алёна замечала, что отец с Галиной всё больше разговаривают, находят общие темы, обсуждают прошедшую жизнь. Будь они помоложе, может, и супругами стали, но сейчас общались как хорошие друзья.
Как Степан стал чуть лучше ходить — стали вместе встречать Танюшку со школы, помогать ей с уроками. И вроде жизнь обрела новый смысл. А вот Евдокия начала увядать. После переезда в город ведунья становилась всё слабее.
Евдокия продолжала жить у женщины, которая её приютила. Хозяйка относилась к съёмщице жилья чисто по-деловому. Каждый месяц просила арендную плату, пусть и небольшую, но деньгами, и место в квартире выделила соответственно скромной плате — угол, как изначально договаривалась.
Ведунья не жаловалась, наоборот, старалась делать добро хозяйке, чтобы не лишиться и этого угла. Все травы и мази, что она изготавливала и реализовывала через Алёну (та предлагала своим клиентам), хозяйке доставались бесплатно.
Большую часть времени Евдокия проводила на улице. Много гуляла, летом уезжала на весь день, взяв с собой термос и батон. Алёна знала, что ведунья ездила на место лесной деревни, думала хоть летом там пожить. Но оказалось, что там уже огорожено и идёт строительство. Кто и что строит — не известно.
Однажды Евдокия принесла Алёне тетради со своими записями.
— Я хочу оставить их тебе с Танюшкой, — сказала она.
Алёна озабоченно посмотрела на ведунью. Она понимала, что та не стала бы отдавать их просто так.
— Это знания, которые я получила от своей бабушки и дополнительно наработала за жизнь. Здесь немного. Я записывала только самое важное, остальное держала в памяти. Когда ты жила со мной, я рассказывала тебе. Если ты заглянешь в свою душу, то без труда вспомнишь их, — продолжала Евдокия. — Как общаться с растениями, как слышать их, как определить готовое
Девушка вспоминала, что Евдокия уже рассказывала ей это, но она не думала, что это важная информация.
— Рецепты мазей и снадобий, которые я делаю, тоже здесь, — продолжала ведунья. — Если будешь готовить, то делай это с сердечным вниманием, чувствуя каждую положенную в сбор травку и цветок, тогда и польза от наваров и мазей будет. И вместе с твоими руками, проводящими тепло, много пользы принесут эти рецепты.
— Вы куда-то уезжаете? — осторожно спросила Алёна, боялась услышать положительный ответ.
— Пока нет, — сказала Евдокия, — но я хочу, чтобы это всё было у тебя. Не бойся: это не такие книги, как нам с тобой пришлось уничтожать на поляне. К этим книгам не привязаны никакие сущности, здесь только знания и моё сердце.
— Я вижу, что вы грустите, — сказала Алёна немного невпопад, но она давно хотела завести этот разговор, а возможности никак не выпадало. — Я даже не могу представить, как тяжело вам лишиться своего дома в лесу, но, может, мы что-то придумаем?
— Нечего придумывать, Алёна, — ответила женщина, — я не городской житель, плохо мне здесь, задыхаюсь в этом каменном мешке, в котором живу. А уехать некуда. Лесной деревни больше нет. Дом моих родителей, который был в том месте, где ты родилась, давно разрушен, и земля принадлежит другим людям. Одна радость осталась: ноги ходят, носят меня за пределы города, там только и дышу.
— Может, у меня получится купить вам с папой небольшой домик, — начала девушка и осеклась.
Она сама понимала, насколько несбыточны это мечты. Её скудной зарплаты хватало только на самое необходимое, доход от массажа тоже был небольшой. Не все оплачивали сеансы деньгами. Да и брать много Алёне не позволяла совесть. Она ведь понимала, что все люди сейчас в тяжёлом положении.
Евдокия улыбнулась и погладила Алёну по плечу.
— Ты не переживай, — сказала она, — я в этой жизни много всего повидала: и в любви пожила, и одна побыла. И тебя с того света вытащила, Танюшке помогла себя обрести. Это греет мою душу, и чувствую я, что выполнила всё, что отведено мне было.
— Не говорите так, — испугалась Алёна, услышав в словах Евдокии прощание, — вы нам нужны, вы Танюшке, как бабушка.
— Я знаю и очень это ценю, — улыбнулась ведунья, — но мне всё чаще снятся мои муж и дочка, они зовут меня. И я чувствую, что закончила свои земные дела. Я хотела сплести тебе и Алёне браслетики, наподобие того, что тебе Степан надел, когда ты впервые к нам в деревню пришла, но поняла, что сила у меня уже не та. Не смогу я их заговорить и наполнить так, чтобы хорошо они вас защищали. Без своих корней утратила я себя, вот если бы молодая была, тогда смогла бы. А сейчас уже нет. Пустые мои браслеты будут, бессмысленные.