Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов
Шрифт:
Увидев копье, Хагир облегченно вздохнул: в глубине души он беспокоился об оставленном оружии. Оборотни и мертвецы боятся острого железа, но как знать – это такой народ, с которым ни в чем нельзя быть уверенным. А лишиться подаренного копья Хагиру было бы очень горько. Он так привык к нему за это короткое время, будто родился вместе с ним, как тот древний герой по имени Хлёд, родившийся в полном вооружении.
Хоть копье и вручила фру Гейрхильда, при виде его Хагиру сразу вспоминалась Хлейна, и эти воспоминания, навитые на древко из остролиста, делали его драгоценнее серебра и золота. Стоило лишь подумать
Но, взяв копье в руки и вытащив его из ямы, Хагир невольно охнул. Посередине наконечника отчетливо были видны следы огромных зубов. Четкие вмятины, пять или шесть, блестели, как серебро, и при взгляде на них пронзало жуткое чувство, что тебя самого укусили.
– Вот это да! – воскликнул Фримод ярл, глянув на копье в руке Хагира. – Да это что же… у него зубы тверже железа?
Хирдманы застыли вокруг, опустив приготовленные было лопаты. Радость от вида нетронутой ямы мигом испарилась. Даже один раз ударить в землю показалось страшно. Все сразу вспомнили, что на дне ямы ждет кошмарный зверь; казалось, первый же удар придется прямо ему по голове…
Хагир провел пальцами по вмятинам, и они показались ему ранами на живом. А вокруг стояли живые люди и не сводили глаз с раненого копья…
– Да, может быть. Но шкура-то у него наверняка мягче железа! – громко отозвался Хагир. – А когда мы отрубим ему голову, пусть щелкает себе зубами, сколько захочет!
Эти слова несколько подбодрили людей, и хирдманы принялись копать. Мало-помалу растерянность прошла, воодушевление вернулось. Все ждали, что вот-вот покажутся бревна сруба, земля как будто сама прыгала на лопаты, охотно расступалась навстречу штыку, и яма углублялась на глазах.
Вот чья-то лопата глухо ударила о дерево. Все перестали копать и столпились, будто там нашелся клад. Фримод ярл торопливо спрыгнул в яму.
– Что я говорил! – кричал он. – Здесь целые ворота!
Последний слой земли счистили, и стала видна деревянная, окованная широкими полосами железа дверь с бронзовым кольцом.
– Это чтобы здешний житель при случае мог выходить погулять, – заметил Гельд.
– Тут не житель, а смертель, – поправила Ярна. Фыркнув, она добавила: – И смердит-то как! Настоящий смертель!
– Так ведь земля же, – растерянно, хотя и вполне справедливо заметил Гьяллар сын Торвида. – Он как-то по-другому выходит…
Лица хирдманов вокруг выражали убежденность, что в мертвом мире все по-своему и куча земли сверху не мешает открывать дверь.
– Больше он не выйдет никак и никогда! – утешил Фримод ярл. – Ну, Гельд, где твои штаны?
Вокруг засмеялись. Но Гельд больше не улыбался и выглядел сосредоточенным. Он лучше самого Фримода понимал, что это уже не «лживая сага», а жизнь,
Трое хирдманов разом ухватились за огромное бронзовое кольцо и подняли дверь. Яма открыла пасть – черная прямоугольная дыра дышала теми же давящими, тошнотворными испарениями, и даже отважный Фримод ярл брезгливо сморщил нос. Преодолевая отвращение, он наклонился (так, чтобы не опускать голову вниз) и заглянул в яму.
– Эй, где ты там? – нарочито грубо гаркнул Фримод. – Ты, дохлая крыса! Спрятался, жук навозный? Зарылся? Как ходить по крыше над головой у добрых людей, так ты смелый, а постоять за свою крышу – и хвост опустил? Выйти-то не хочется? Ну, так я сам к тебе приду!
Он отстранился от двери и сделал знак: два хирдмана взяли чучело, обвязанное веревкой, и стали опускать его в черный провал.
– Это я к тебе иду, вонючий еж! – кричал над ямой Фримод. – Где ты там зарылся?
Чучело скрылось в яме почти полностью, хирдманы подавали веревки, беспокойно переглядываясь: может, там до дна еще два человеческих роста? Гельд был бледен, и в голове у него стучало: клюнет, не клюнет? Если мертвец не поддастся на обман, то лезть придется живому человеку…
И вдруг невидимая сила дернула чучело, да так, что оно вырвалось из рук державших и исчезло внизу. Послышался резкий шорох, треск кожи, неясный сдавленный звук, похожий на кашель. После тишины от этого звука, от присутствия внизу могучего существа у всех мороз хлынул по коже, кое-кто от неожиданности охнул и отшатнулся от ямы.
– Клюнуло! – заорал Гельд и выхватил у хирдмана факел. – Давай!
Оттолкнув кварга, он свесился в отверстие и бросил факел вниз. В яме слышалась неясная, но шумная возня какого-то крупного тела, давящиеся, кашляющие звуки, невнятное подвывание. Факел упал, но поначалу это ничего не дало: кроме самого огня, ничего увидеть не удавалось. Пламя не рассеивало тьму и не освещало внутренность кургана, какая-то сила точно сжала его свет внутри его собственных очертаний, и факел казался слабым цветком на дне пропасти.
Потом смола загорелась, чучело разом вспыхнуло, и у Гельда мелькнуло ощущение первой победы: он своей рукой нарисовал на одежде чучела все три руны огня и надеялся, что это поможет тому пылать в могиле пожарче. Рыжий пламенный отсвет выхватил из тьмы что-то огромное, быстро шевелящееся, борющееся; что-то вроде горы косматой шерсти, при виде которой пробирало такое нехорошее чувство, что, право же, лучше было бы этого не видеть!
– Зверь, зверь! Волк! – беспорядочно кричали все, кто толпился над ямой.
– А вы белку хотели! – сердито крикнул Хагир и поудобнее перехватил копье. – Пусти!
Косматый хозяин кургана сливался с темнотой своего жилища, даже огонь не помогал разглядеть его как следует, определить хотя бы, какого он роста. Иной раз отблеск падал на мохнатую спину, на огромную голову с прижатыми волчьими ушами, на согнутую лапу, но потом все исчезало и казалось, что это лишь пляска теней от огня, морок в пустой темноте. Оборотень увяз зубами в просмоленной коже, а в пасть ему насыпалось земли с сосновыми иглами, и он метался, хрипел, кашлял, бился, чтобы освободиться.