Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты
Шрифт:
— В вас есть сила, вы и сами о ней ведаете. А вы, мой друг, всё прекрасно знаете о своих родителях. Сейчас же прошу простить меня: я должен продолжить работу, — сказал он и снова растворился, оставив всех нас в тишине осенних степей.
Глава 25. Артур. Выбор
Кто-то намешивал самые гнетущие краски и густо накладывал их на холст, и они почти скрывали за собой все радости, все надежды, едва не затмевали даже ту встречу, которую он так жаждал. Обрести любовь, чудом сохранить её, а после узнать, что
А жестокий художник, имя которому — внутренняя тьма — бесконечно наносит мазки мастихином, и тишина уже сгустилась до того, что стало тяжело дышать, и Артур закрыл глаза.
Всё давило на него, тяготило, хотелось сбросить кожу или вообще всю свою оболочку и умчаться ввысь, словно тот гелий, умчаться вместе с Мирославой или даже одному — это не так важно. «Хотя она ни в чём не виновата», — подумал Артур и всё-таки поймал себя на мысли, что ему хотелось бесконечно полного и неприкосновенного одиночества. Закрыть все ставни души, забить окна наглухо, запереть все засовы и сидеть там столько, сколько потребуется, а после тайком, чтобы никто не увидел, выбраться наружу и бежать как можно дальше, мчаться лесами и полями, уноситься в небеса, бывать там, где жаждет оказаться душа, очутиться в самых неведомых краях, а после — вернуться.
В груди что-то отозвалось, будто Артур случайно коснулся какой-то струны. И она запела. И он уловил в этой возвышенной, чарующей мелодии нечто до того светлое, что сможет исцелить, убрать всю боль и стереть отчаяние. В самом деле. Артур вдруг почувствовал, что вокруг столько счастья, — если только его ощутить этой внутренней арфой, — что оно струится и наполняет изнутри, и кончики пальцев пульсируют в такт на той же частоте и…
Да, хорошо бы перенести это на холст. Показать другим. Но на чём рисовать?
Он открыл глаза.
Артур прислушался и огляделся. Он неведомо как перенёсся в края, в которые тат жаждал попасть ещё совсем недавно. Поющие горные вершины, укрытые девственными снегами, синие зигзаги хребтов на горизонте — то каменно-ледяное царство с протоптанной кем-то добрым тропой. Она ведёт ввысь, к самому синему небу.
Выбор? Возможность?
Вверх, в горный — горний — мир, отправиться туда, откуда ему не вернуться так просто, но где ждёт нечто высшее. Или вернуться?..
Снова толчок. В груди вновь отзывается. Значит… Да, нужно обратно. К Мире, к его прекрасной и светлой Мирославе, к той, что подарила ему когда-то смысл для жизни, что избрала его — нужно идти к Мире. Вообще к миру. Какая игра слов, как верно, бесконечно верно названа его возлюбленная. И теперь пора ступать к ней и к остальным.
Артур наклонился, взял на память перламутровый камень и отправился обратно. К жизни. В самую настоящую, в наполненную смыслом и счастьем жизнь.
Глава 26. Ветер
Артур куда-то пошёл. Я хотела отправиться за ним, но он так вперился взглядом куда-то то ли прямо, за самый горизонт, то ли вообще внутрь себя, что мне стало жутко. А после глаза затуманились.
Я не решилась трогать его. Пусть побудет один.
Вздохнула, потёрла виски, которые пульсировали от напряжения, и посмотрела на Хэйдена. Тот ссутулился. Совсем сник.
— Я вас подставил, — сказал он сдавленным голосом. Хэйден показался мне таким слабым и беззащитным, что захотелось успокоить его. Но как? — Из-за меня вы чуть не исчезли. Спасибо, что не избегаешь меня, но… Я не могу… А этот старик… видишь ли… он сделал ещё хуже. Теперь я не просто предатель, я предал родного брата, если он не лжёт. А он не может лгать, понимаешь? Не может. Это Хранитель жизни. Он знает всё о нас.
Я почти ничего не понимала. Решила пока молча кивать.
— Я теперь не смогу себя простить. Ты понимаешь? Я всю жизнь хотел узнать родных. Я мечтал о нормальной семье, в которой есть мама, папа и брат или сестра. И вот я собственными руками, своим же эгоизмом всё и попортил. Не знаю… Зачем я вообще говорю всё это? Ладно, не бери в голову. Я пойду. Ты прости.
— Но куда?
— Хочу найти того старика. Он, видишь ли, он сможет перенести меня в другое место. Так, если получится, я запутаю Хранителя. И мне не придётся смотреть в глаза Артуру, — договорил Хэйден и тоже ушёл.
Да. Мужчины загрузились по полной. Ну а я села на одинокий камень, лежавший посреди земли.
Здесь не пели птицы, не журчали ручьи, не было даже дуновения ветерка — всё будто замерло, всё застыло в миге. Травы и цветы здесь не растут и не увядают. Облака никогда не застилают горизонт, пока их создатель того не пожелает. «До чего это должно быть скучно, — подумала я и сорвала голубую ромашку. — Я тут сижу и размышляю о пейзаже, а они не хотят друг друга даже видеть. А я будто посреди них. Я как мост, который должен связать их, но как? Как мне лучше всего применить свои силы для творения добра?»
Я вздохнула и опустила голову, разглядывая примятые травинки под ногами. Захотелось приложить к ним ладони. Так и сделала. От земли в меня пошли тепло и наполнение.
А всё-таки. Кто я, чтобы разбираться в чужих жизнях? Почему Хранитель жизни сказал так? Почему мы все поверили ему? Почему я вообще сейчас сижу на камне и смотрю на мураву вместо того, чтобы побежать за Артуром и поддержать его? А всё-таки сейчас я хочу побыть здесь. Это я точно знаю.
Я поднялась, но не сделала ни шага. Что-то ощущалось, витало в воздухе. Стоило лишь прикоснуться к нему — и всё стало бы доступно.
Но для того надо быть спокойной. Вдох. Выдох. Моё дыхание — тот же ветер.
Да. Вот оно. Улавливается, предвестием веет, окутывает, но пока ускользает.
Но тихо.
Будь же спокойна. Всё хорошо.
Откуда-то сбоку подул тонкой струистой то ли волной, то ли мелодией ветер. Коснулся шеи, рук, охладил голову. И прояснилось. Рассеял тонкую-претонкую вуаль непонимания, и тут я ощутила, я осознала сокрытое прежде.
«Я хочу попробовать», — сказала я вслух и закрыла глаза.