Ведьмочка для ректора Боевой Академии
Шрифт:
Да остановилась как вкопанная. Нельзя мне сейчас никак. Сказано ж из дома не выходить.
Боятся они этих личей. Страшные, конечно. Но я хоть потом-то и сильно испугалась, да скорее от неожиданности.
Ведь не чувствовала я от лича того никакой угрозы, вот ни на столечко не чувствовала.
Но раз обещала, надо слово держать. До вечера посижу, а уж там и пойду. Посидела, поскучала. Интересно, когда их сбор-то общий закончится? Может, уже и все? Я потихоньку открыла дверь и
И вообще, кушать очень хочется. Потопталась на крыльце, и со вздохом вернулась в дом.
Нет, негоже обещание нарушать-то.
А вот покушать это хорошо бы. Обед с этим сбором пропустила.
Грустно. Да и источник ведь дурить будет, без еды да без физической нагрузки.
Попробую-ка я дядьку Силая крикнуть. Может, пожалеет меня. Я ж не виноватая, что у них тут личи ходят!
Подошла к печке и тихонько так сказала:
– Дядька Сила-ай… А, дядька Силай! Можно тебя на минуточку хоть?
Ответом мне была тишина. Эхх… Ну неужели и правда буду до ужина голодная сидеть?
До ректора не добраться, сижу тут одна, да еще и голодаю.
Нахмурилась и завопила:
– Дядька Силай, родненький, ну не дай ведьмочке от голоду пропасть, а!
– Иду, да иду я, Ведянка! – заворчал тут же дядька Силай и выглянул из печи.
Ни колпака белого на нем не было, ни галстука-бабочки. Простая домотканая рубаха, закатанные по локоть рукава. Нос припорошен белым.
– Дядька Силай, пироги поставил, да?
Я облизнулась.
– Поставил, – проворчал дядька Силай и провел рукой по лбу, оставив широкую белую полосу.
– У кого сбор общий, а у нас, домовых, самая работа. Личи, не личи, а ужин чтоб был. И так обед вон все пропустили, – дядька Силай укоризненно покачал головой.
Я горячо поддержала:
– Правильно, дядька Силай. Я вот тоже так думаю. А скоро он, ужин-то?
– Эх, Ведянка, – вздохнул дядька Силай. – Тебе-то сейчас принесу, ты у нас на особом счету. Источник ведь, кормить тебя надо получше и почаще. Во избежание, – он поднял палец вверх и исчез на мгновение.
– Принимай! – и печка заполнилась горшочками да мисками с чашками.
– Куда ж столько, дядька Симеон, – ахнула я, но поскорее схватила все, что могла и потащила на стол.
– Еще и мало будет. Знаю я вас, адептов. А тебя, Ведянка, в особенности.
– Чай, и не одна кушать-то будешь, – проворчал он напоследок.
– И про пироги, про пироги-то не забудь, дядька Силай, – прокричала я ему вслед.
Прав он, чего уж там. Не одна буду. Сейчас вон и Рыська появится, да и Лаврика что-то давно не видно.
К пирогам точно прибежит. У него на пироги точно нюх.
Перенесла
– Рыська, ты где? Еда! Дядька Силай много прислал, – добавила я.
– Мур-ау-у, много-о? – фамильяр довольно заурчал и над лавков показались сначала янтарные глаза, а потом и сам он.
Да он дрых тут, как пить дать! До сих пор, видно, от празднования не отошел.
– Всем хватит, садись, – скомандовала я. – Только вон тот горшочек не трогай и эту вот мисочку. Вот чую, скоро и Лаврик прибежит.
И что вы думаете?
Посмотрела в окошко, а там бежит он, Лаврик. Во весь дух несется. Ну, конечно. Какой же ужин без него-то?
Улыбнулась я да пошла к дверям.
– Ведянка! – раздался стук, и дверь распахнулась, едва я успела в сторонку отойти.
– Ведян, меня тут оставили, в Академии! – парнишка счастливо улыбался, глаза серые сияли, уши локаторами розовели.
– Всех младшекурсников отправили по домам, а меня нет! Я так боялся, уже и сумку с книгами собрал, пошел в зал. А ректор-то и говорит - ты, Лаврик, в Академии остаешься.
– Представляешь? – он вытер мокрый лоб и выдохнул.
– Ойй.. Рыська здесь. А вы уже ужинаете? – парнишка взглянул на меня.
– Собираемся. Тебя только ждали, – улыбнулась я. – Иди вон, руки мой и к столу.
Скоро все горшочки и мисочки опустели. Я, довольная, откинулась на лавке. Лаврик сиял и поглаживал тихо урчащего Рыську.
Ну, вот сейчас я его и спрошу. Давно ведь собиралась, а все не досуг было.
– Лаврик, а чего ж тебя оставили-то? Всех, говоришь, отправили по домам.
Парнишка поскучнел, вздохнул и неожиданно сказал:
– Оставили. Потому что, ну, там не мой дом. Дядька…он неплохой, только боится. Меня боится. Да и… – Лаврик понурился, – не дядька он мне. Не родной.
– Сирота я, понятно? – парнишка нахмурился и сжал кулаки.
Сирота…Сирота он… Прямо как я.
Вот язык-то мой враг мой. И зачем, зачем в душу к нему полезла только. Все-то мне знать надо.
Я вздохнула:
– Ладно, Лаврик. Прости уж меня. Да только и я сирота-то.
Парнишка шмыгнул носом:
– Вон что… И не помнишь родителей?
Я развела руками:
– Нет. Бабуля меня воспитывала. А мама… про маму и отца она мне ничего не говорила.
Лаврик вздохнул:
– А я … а меня магистр Симеон нашел, совсем маленького. Я вот тут, рядом с домиком твоим лежал. Они мне потом рассказали. Сначала думали, что делать со мной. Потом нашли одного бездетного, он тут раньше по хозяйству помогал. И меня к нему. До семи лет там жил.
Парнишка нахмурился: