Ведьмы цвета мака
Шрифт:
Налетел порыв ветра.
— Ну что, уже? — кричали ей и смеялись.
— Нет.
— А когда?
Начались мирные разговоры, за которыми не был слышен голос ветра, шепчущего об опасности, не было видно воинства зимы — поля незаметно покрылись снежной сыпью, деревья стало знобить ветром, солнце покраснело и начало капать кровавым маревом. Марина ходила взад и вперёд, раскачиваясь между надеждой и отчаянием, как на палубе корабля, мечущегося по морю. Вдруг сердце замерло, она отчётливо почувствовала, как надвигается что-то гигантское,
— Прячьтесь! — закричала женщина и побежала к школе. — Зашторивайте окна! Поезжайте! — Марина обернулась и увидела, что вагон, в котором было оставлено для них место, отъезжает и виноватое лицо последнего из залезших людей скрывается за захлопывающимися дверями. Марина схватила девочку за руку и ринулась к школе. — Ветер усиливается! Мы не успеем на второй этаж! — прокричала она, и её слова разнеслись по полю. Она дёрнула дверь — закрыто, дёрнула ещё раз, дверь не поддавалась. — Беги, — закричала она, — с другой стороны тоже есть вход!
— Я не могу.
— Беги!
Марина толкнула её, и девочка быстро побежала. Марина увидела, как ветер ломает ветки деревьев, рванула дверь и скрылась за нею.
— Наваливайся всем телом!
Они стали спиной к дверям и упёрлись ногами в пол. Вдруг огромной силы удар обрушился плашмя на их спины. Они широко раскинули руки и встали на распятье своей беды. Ещё один удар, в щели заполз снег.
Снегу становилось всё больше и больше, он превращался в огромные насыпи, которые сдвигались и сжимали девочку и Марину навстречу друг другу. Девочка из последних сил сопротивлялась стихии.
— Только не упади, только не упади, — шептала Марина.
Отвесные, ослепительной белизны стены сближались всё плотнее, через несколько секунд они сомкнутся и раздавят их. Они улыбнулись друг другу, лица стали сосредоточенные и серьёзные, смятение ушло. Снег проникал в кровь, сковывал сердце, обрывал дыхание…
Но так же неожиданно, как всё началось, так всё и прекратилось, напряжение, бьющее в спину, спало. Стало тихо-тихо, так что было слышно перекличку снежинок.
— Всё! — сказала Марина и села на землю.
Женщина подняла девочку, та обхватила её руками, и они вышли из укрытия. Они шли по полю, где, как трава, виднелись верхушки заваленных снегом деревьев. Они обернулись и увидели мелкие, напуганные лица людей, до краёв наполненных ужасом, только сейчас осознавших всю опасность произошедшего. Люди причитали и хныкали оттого, что так рядом прошло что-то необъятное, не знающее пощады, не обращающее внимания на маленьких смеющихся тварей. Они сквозь слёзы и злобу смотрели в спину удаляющейся женщины, чьё лицо уже искрилось улыбкой, дробившейся в гранях снега.
Раздался звонок в дверь. Марина подняла голову, от неудобной позы затекла шея. Она неловко встала.
В глазке показалось выпуклое лицо Зины.
— Привет.
— Да.
— Ты себя плохо чувствуешь?
— Неважно.
— Придатки?
— Отстань.
Марина взяла с полки заранее приготовленные деньги.
— Что, даже чаем не напоишь? Смотри, что я принесла. — Зина победно подняла две толстые, покрытые жирными пятнами сумки.
— О боже! Ладно, проходи.
Зина засуетилась, быстро стаскивая с себя одежду, пока сестра не переменила решения. На кухне Зина проворно извлекла смачный шмат корейки, буханку чёрного хлеба и квашеную капусту, которые наполнили комнату советским, ностальгическим запахом бедности и дефицита. Люди Страны Советов, как в пелены невинности, кутались в нищету на протяжении семи десятилетий, в течение которых не было волнений по поводу зарабатывания денег. Тогда граждане проникались шёпотом испуганных, проверенных цензурой слов и выпрямленных идеологией поступков и по-своему были счастливы. А с другой стороны был целый мир — жестокий, проворный, цветистый, и в него стремились диссиденты, такие же деятельные, они бежали за рубеж, жаловались, что их выгнали с Родины, лишили родных и близких, как горемычные изгнанники, они нигде не платили налогов, развлекая буржуинов звуками русских симфоний.
— У тебя никогда ничего нет, — сказала Зина.
— У нас у всех ничего нет.
Разорённое выражение Марининого лица напугало Зину, она подошла к ней и положила свою лапу на плечо сестры, которая осела под тяжестью сестринского сочувствия.
— Ну, Марина, это на тебя не похоже. Обычно ты властитель мира, который разворачивает всё человечество в нужную ему сторону. Ты у нас не выветриваешься, а, наоборот, с каждым годом наполняешься, хотя остаёшься подтянутой и красивой. Конституция — ёбана мать. А я всё плыву, теряя берега, так скоро и до самой Америки доплыву.
Марина почему-то пожала руку Зины и достала из холодильника большой казан куриного плова, который приготовил Иван. Зина опрокинула в кастрюлю лицо и пришла в невероятное возбуждение. Откинув от себя сестринские горечи и волнения, которые, по её мнению, в одну минуту развеются после сытного ужина, она стала накрывать на стол.
— А выпить есть? — поинтересовалась она.
Марина улыбалась, следя за монументальной фигурой Зины, которая с лёгкостью балерины парила по кухне, жонглируя тарелками, приборами и рюмками, Марина достала бутылку водки.
— Ну, живём!
Они сели за стол, разложили еду, налили полные рюмки. Зина взмахнула куриной ногой, провалила в себя глаза, завибрировала и застонала, вся отдавшись предчувствию вкуса. Её отделял от куриной ноги всего один рывок, она уже открыла рот и чуть подалась вперёд, как вдруг во входную дверь позвонили.
— Кого это чёрт несёт? — забеспокоилась Зина, так и вися над столом вместе с птичьей ногой.
— Не волнуйся, еды много.
В прихожую вошёл мужской голос, Марина двинулась ему навстречу.