Ведьмы Плоского мира
Шрифт:
Над одним из сугробов они резко остановились. Матушка свалилась с посоха и осталась лежать в снегу, тяжело дыша и пытаясь припомнить, как это она отважилась пройти через такое.
В нескольких футах от нее, под нависшим козырьком снега, темнел комок перьев. При ее приближении птичья голова рывком поднялась, и орел уставился на ведьму свирепыми, полными страха глазами. Он попытался взлететь, но опрокинулся на спину, однако, когда матушка протянула руку и попробовала прикоснуться к нему, не преминул вырвать из ее ладони аккуратный треугольник
— Понятно, — негромко, ни к кому не обращаясь, процедила матушка.
Оглянувшись, она отыскала подходящего размера валун, из приличия скрылась за ним на пару секунд и появилась снова с одной из нижних юбок в руках. Орел вырывался, уничтожая вышивку, на которую было потрачено несколько недель упорного труда, но матушке удалось-таки спеленать его, и она, держа птицу так, чтобы не пострадать от периодических выпадов острого клюва, повернулась к посоху, который стоял воткнутым в сугроб.
— Обратно я пойду пешком, — холодно заявила она.
Как оказалось, это была горная долина, заканчивающаяся крутым обрывом. Несколькими сотнями футов ниже виднелись острые черные скалы.
— Что ж, хорошо, — уступила матушка, — но ты полетишь медленно, понял? И не смей высоко подниматься.
На самом деле, поскольку теперь у нее было немного больше опыта — и возможно потому, что посох тоже летел осторожнее, — возвращение домой было почти степенным. Еще немного — и матушка убедила бы себя в том, что с течением времени могла бы научиться всего-навсего не любить полеты вместо того, чтобы питать к ним неизбывное отвращение. Ей всего лишь нужно было научиться не давать себе смотреть вниз.
Распластав крылья, орел сидел на тряпичном коврике у потухшего очага. Он попил воды, над которой матушка пробормотала несколько заклинаний (обычно она применяла их для того, чтобы произвести впечатление на клиентов, но кто знает, может, и есть в них какая-то сила?), и проглотил пару кусков сырого мяса.
Чего он не сделал, так это не проявил ни одного признака разумности.
Матушка начала сомневаться, та ли это птица. Рискуя получить еще один удар клювом, она пристально вгляделась в злые оранжевые глаза и попыталась убедить себя в том, что в самой-самой их глубине, почти незаметно, сверкает странная искорка.
Матушка пошарила у орла в голове. Его сознание, как и следовало ожидать, было на месте, четкое и резкое, но там же присутствовало кое-что другое. Сознание, разумеется, не имеет цвета, но, тем не менее, пряди орлиного сознания выглядели пурпурными. Вокруг них вились и переплетались тонкие серебристые нити.
Эск слишком поздно поняла, что тело формируется сознанием, что Заимствование — это одно, а в мечте о том, чтобы на самом деле вселиться в чужое тело, изначально заложено наказание.
Матушка уселась в кресло и начала раскачиваться. Она зашла в тупик — и знала это. Распутать два сплетенных сознания не под силу ни ей, ни кому бы то ни было в Овцепикских горах…
Она ничего
— Нет.
И тут же подумала: “А кому это я сказала? Себе? В нем есть сила, но мне она не по душе. Однако другой силы поблизости нет. А я все равно опоздала. Хотя, может, и успевать было некуда?”
Она снова проникла в голову орла, чтобы успокоить его страхи и развеять панику. Он позволил ей взять его и неуклюже уселся у нее на запястье, так крепко сжав руку когтями, что из-под них выступила кровь.
Матушка схватила посох и поковыляла наверх, туда, где в спальне с низким потолком на узкой кровати лежала Эск.
Ведьма пересадила орла на спинку кровати и воззрилась на посох. Узор на нем снова начал меняться под ее взглядом, так и не раскрывая до конца свой подлинный облик.
Матушка не была новичком в использовании волшебных сил, но знала, что ее способ — это мягкое принуждение, незаметно изменяющее ход вещей. Разумеется, сама она выразилась бы иначе — она бы сказала, что, зная, где искать, ты всегда найдешь рычаг. Сила же, заключенная в посохе, была грубой, свирепой — сырая магия, извлеченная из тех сил, что управляют самой Вселенной.
За чудо придется платить. Матушка достаточно слышала о волшебниках, чтобы не сомневаться — цена будет высокой. Но, если беспокоишься о цене, зачем тогда вообще идешь в лавку?
Она прокашлялась и спросила себя, какого черта ей делать дальше. Возможно, если она…
Сила ударила ее словно кирпичом. Матушка почувствовала, как ее обхватили и подняли в воздух, и очень удивилась, когда, взглянув вниз, обнаружила, что ноги ее по-прежнему твердо стоят на полу. Она попыталась сделать шаг вперед, и вокруг затрещали магические разряды. Она оперлась о стену, чтобы не упасть, и старинная деревянная балка зашевелилась у нее под рукой, выпуская листья. По комнате кружил магический циклон, поднимая в воздух пыль и придавая ей тревожащие воображение формы. Кувшин и тазик, стоявшие на умывальном столике и украшенные чрезвычайно симпатичным узором из бутонов роз, разбились на кусочки. Обитающий под кроватью третий член традиционного фарфорового трио превратился во что-то ужасное и шмыгнул прочь.
Матушка открыла рот, чтобы выругаться, но тут же заткнулась, увидев, что ее первые слова распустились окаймленными радугой облачками.
Она посмотрела на Эск и на орла, который, похоже, ничего не замечал, и попыталась сосредоточиться. Проскользнув в голову птицы, она снова увидела пряди сознаний. Серебристые нити были так переплетены с пурпурными, что приняли их форму. Но теперь она увидела место, где нити кончались и откуда, совершив точно рассчитанный рывок, их можно было начать распутывать. Это было так очевидно, что матушка услышала свой собственный смех — его звук, заколыхавшись оранжевыми и белыми волнами, исчез в потолке.