Ведьмы.Ру

Демина Карина

— А чего он делает? — раздался из рогоза хриплый голос Никитки.

— Понятия не имею…

— Пятнадцать! — заорал Мелецкий на всю округу. — На пятнадцатом смотри…

Комок вышел покрупнее, а птица некоторое время дрожала, да и бабочка взлетела не сразу, и не рассыпалась, а разлетелась с хлопком, обдав искрами самого Данилу.

— Погоди… сейчас ещё пятерку.

— Что ты творишь?

— Ты, главное, на месте стой. Тараканова, ну я ж не о многом прошу. Я просто хочу проверить. Потому что выходит, что не прав

он!

— Кто?

— Савельев со своей справкой!

— Так и знала, что у тебя справка имеется. Нельзя быть таким придурком и совсем без справки.

Мелецкий не ответил. Он отступал. И не на пять, а сразу на десять шагов. Потом встряхнул руками и, протянув их к небесам, велел:

— Гори

В общем, полыхнуло знатно. Пламя, вырвавшись из ладоней, устремилось к тем самым небесам, чтобы там образовать престранного вида завиток, в котором усматривалось некоторое сходство с фигурой из трёх пальцев.

— Шиза… — протянул Мелецкий, запрокинув голову. — Вот это выброс!

Завиток-дуля продержался секунду. А потом, подобрав вдруг всё пламя, до последней искорки, рухнул вниз, прямо на голову этого идиота.

— Данила! — Ульяна бросилась к Мелецкому, понимая, что не успевает, что сейчас он вот… вот…

Полыхнёт.

Полыхнул.

Рыжий огонь накрыл фигуру человека с макушки до пят, а потом снова вверх подался. И опал, окутывая человека тёплым рыжим покрывалом.

— Не подходи! — завопил Мелецкий, отступая. — Близко. Вот так стой… я сейчас… да не трясись. Это ж мой огонь, он мне не опасен.

Может, и нет, но жар, исходящий от пламени, Ульяна и на расстоянии ощущала. По траве расползался чёрный круг, но Мелецкий не орал, да и в целом на умирающего в страшных муках походил слабо.

— Мелецкий, я тебе говорила, что ты придурок?

— Ага…

— Ничего. Повторюсь. Повторение — мать учения. И вообще, говорят, что если детям постоянно повторять, что нельзя играть со спичками, то до них рано или поздно дойдёт.

— Я не ребенок.

— Оно и заметно. Методика не работает.

— А ты, Тараканова, зануда редкостная. Я просто проверял. Я знаешь, что понял? — Данила позволял пламени гулять по телу. Выглядело жутковато, честно говоря. — Я понял, что первые признаки нестабильности появились ещё до клуба! И выходит, что Стас здесь не при чём.

— Якутин?

— Он самый.

— Ну да, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

— И кто я?

— Придурок.

— Вот… придумай что-то другое. Или у такой зануды и фантазия барахлит.

— Кстати, как он? — следом за пониманием, что погибать в муках Мелецкий не собирается, пришло и облегчение. А там и ругаться расхотелось.

— Хреново, — Данила разом как-то подпогас, что ли. — В лечебнице… и между прочим, ты виновата!

— Я?!

— Ты мне там, у центра, чего пожелала?

— Чего?

Ульяна искренне попыталась припомнить, но как-то выходило

не очень. Нет, она что-то там желала, определённо, про невесту ещё…

— Чтоб у меня рядом с невестой получалось! И не уточнила, что именно! Вот дар рядом с тобой и слушается, а стоит отойти и всё.

— Нет.

— Да, Тараканова, да…

Нет, нет, нет и нет! Она не могла так… не могла… ладно мыши. И центр торговый. Про мышей она ляпнула, хотя всё равно оно недоказуемо… но вот, вот…

— Смотри, — шаг к ней, и пламя расползается тонкою плёнкой. Ещё один и огненный комок собирается в руке, вытягиваясь длинным стеблем. А на конце его распускается до боли знакомый огненный цветок. — Держи, невестушка…

Данила протянул розу широким жестом. И главное, рожа донельзя довольная, прям слишком даже. Ульяна руки за спину спрятала.

— Спасибо. Я уже одну взяла.

— Да… ладно… извини… я так-то… по-дурацки пошутил. Признаю. Это от чистого сердца и в знак добрых намерений… и…

Он сделал ещё шаг. И пламя окончательно впиталась в кожу. А Ульяна поняла, что, может, самому Мелецкому его огонь и не навредил, но вот об одежде этого не скажешь.

— Эм… — она поняла, что краснеет, безудержно и густо. — Мелецкий… я не поняла… ты сейчас меня соблазнить пытаешься или просто товар лицом показываешь? Чтоб не было там недоговорённостей…

Он опустил взгляд.

И видеть, как краснеет Мелецкий, было, пожалуй, куда приятнее, чем получить цветок.

От отката слегка шумело в ушах, но это ничего. Это ерунда, если так-то. Главное, сила никуда не делась. И даже больше её стало. Третий? Да Данила в себе чувствовал, что и пятый возьмёт, и на десятый поднимется.

Хотелось петь, танцевать или подвиг совершить.

Впрочем, с эйфорией, рождённой огнём, Данила справился быстро. Значит, прав он. Не в таблетке дело, а в Таракановой, которая его прокляла.

Ведьма.

Как есть ведьма.

Но волнуется вон. Когда он полыхнул, бросилась, хотя не с её куцыми силёнками огонь тушить. Но приятно же, что волнуется. А ещё он чётко ощущает, что чем ближе к ней, тем лучше контроль.

Невеста.

Тили-тили-тесто.

Нет, с эйфорией он чуть поспешил. Всё-таки сил прибыло… и главное тоже, чем к Таракановой ближе, тем их больше, подвластных. А Даниле казалось, что у него старый резерв хорош.

Сейчас он не то, что шторм, он огненную бурю сотворить способен. По ощущениям. Но не будет. Потому что ощущениям верить нельзя. Надо успокоиться, раздышаться и подумать.

Хорошо.

Сознание прояснялось. Мысли мелькали разные. И первая — отправиться к Савельеву, прихватив с собой дорогую невестушку. Пусть проведет замеры и справку новую выпишет.

Вторая — не выпишет. Савельев ещё тот зануда. Скорее запрёт их с Таракановой в отдельно взятой палате и будет изучать до посинения.