Ведун
Шрифт:
Руна четвёртая – Вода (Движение). Пятая – Люди (Поселение). Шестая – Сейчас (Настоящее время).
Руна седьмая – День (Свет). Восьмая – Беда (Неминуемая Опасность). Девятая – Руна Судьбы, чистый знак, который скандинавы частенько называют Одина.
«Вот так гадание, – подумал Лучеврат, – давно такого не было. Спрашивал об одном, а в итоге получаю указание на совершенно другое. При этом ясно, что расклад не касается напрямую меня и нашей общины, хотя, будь на моём месте кто-то менее опытный, он мог бы истолковать знаки, просто подгоняя события под сегодняшний день. Мол, прибыл Тешислав, который принёс весть от князя, и теперь, дабы выжить, мы должны уйти по воде и основать поселение. После чего нам будет грозить опасность, и переживём ли мы смутные времена, неизвестно. Но не всё так просто, а значит, толкование
На основе гадания жрец быстро принял решение, которое посчитал правильным. Он порывисто встал, в кадушке, которая стояла в углу, ополоснул лицо и накинул на себя длинную белёную рубаху. Ещё раз оглядел своё личное пространство и вышел на двор храмового комплекса, который располагался на самом высоком из трёх холмов Щецина, и остановился перед вырезанным из цельного дуба трёхголовым идолом. Вскинув руки вверх, к глазам небожителя, которые были закрыты позолоченными повязками, Лучеврат привычно произнёс:
– Слава тебе, Триглав, владыка трёх царств: небесного, земного и подземного. Я, служитель твой, приветствую тебя. Благослови наш новый день и помоги советом. Незримо будь с нами и не оставь потомков своих в беде, а мы тебя не забудем и отблагодарим, ибо знаем, как любишь ты жертвы в свою честь, гонитель тёмных сил великий Триглав. Слава тебе! Гой!
Замыкающее короткую молитву слово растворилось в воздухе, и верховный волхв вновь подумал о посланце, появление которого предсказали руны. Кто он и что от него можно ожидать? Может, это один из храмовых бойцов, которые в прошлом году отправились к престолу богов? Возможно. Но почему воскрешённый волей небожителей воин сразу не пришёл в святилище? Неизвестно, точно так же, как и то, в какой форме находится послание богов, устной или знаковой. А если вестник не из храма? Такое случалось и ранее, правда, давным-давно. И что тогда? Да ничего. Этого человека необходимо отыскать в любом случае, и тогда всё станет понятно.
Со спины к Лучеврату приблизился его помощник, второй по мастерству и силе жрец храма Ждан, который спросил его:
– Когда людей на совет собирать?
– Не будет совета, – не оборачиваясь, бросил верховный жрец.
– Как это? – удивился Ждан. – Почему?
– Пока исход отменяется. Всех наших отправь в город и скажи, чтобы они, не привлекая к себе излишнего внимания, искали необычного человека, который вчера прибыл в Щецин по реке. Возможно, ему будет грозить опасность, и если так, то воины храма должны его выручить и привести ко мне. А сход проведем позже. Сейчас поиск этого человека самое важное.
– У того, кого необходимо найти, какие-нибудь приметы есть?
– Не знаю. Мне даже неизвестно, мужчина это или женщина. Хотя, возможно, при нём есть знак в виде громовника, вроде того, какой выдавлен на боковинах Алатыря в храме Святовида.
– Да уж… – протянул Ждан. – Задача непростая, город-то у нас немаленький, и народа со странностями хватает, больно иноземцев много, особенно в последние годы.
– Ничего, если постараемся, найдём. Ведь мы не одни, и нам помогут горожане, которые ещё не забыли, кто они по крови.
– Не понял. – Жрец удивился ещё больше. – Ты что, тоже примешь участие в поиске?
– Да. – Лучеврат посмотрел на своего преемника, которому со временем собирался передать все нити управления общиной, улыбнулся и хлопнул товарища по плечу: – Пойдём, друже. Впереди целый день, и у нас есть важное дело.
Я шёл по узким многолюдным улочкам Щецина. С любопытством разглядывал прохожих и дома, многие из которых имели два и три этажа, прислушивался к разговорам, старался уловить их суть, запоминал неизвестные слова, копировал повадки горожан и улыбался. А чего грустить-то? Вадим Соколов делает первые шаги в своей новой жизни и получает массу впечатлений, как хороших, так и не очень.
Сначала о приятном. Древний город, который в моем времени считался родиной сразу двух российских императриц, Екатерины Второй и, кажется, жены Павла Первого Марии Фёдоровны, мне понравился. Крепкие
Однако не всё так радужно, и в том, что я видел, было кое-что вызывающее у меня беспокойство и внутреннее неприятие. Вокруг слишком много католических священников и сопровождающих их воинов-немцев, которые вели себя весьма дерзко. Они ходили по улицам, словно у себя дома – грудь колесом, взгляды наглые, мерзкий смех и явное презрение к местным жителям, которые, что характерно, гостей с Запада опасались. Мне это заметно и напоминало отношение к кавказцам и выходцам из азиатских диаспор в родной Москве, слишком ситуация похожа. Чужаки, передвигающиеся группами, чувствовали за спиной поддержку властных структур и диаспоры и часто сами нарывались на неприятности. В данном случае власть – это, само собой, князь и его наместник в городе, а диаспору представляли германские наёмники и монахи Камминского епископства, которое основано в землях поморян полтора года назад с разрешения Вартислава Грифина. Коренные жители, понимая, что в случае серьёзной заварухи, скорее всего, именно они окажутся крайними и виновными во всех бедах, наглых иноземцев пока терпели и старались избегать конфликтов. Впрочем, так вели себя далеко не все местные, и я имел возможность в этом убедиться.
Невдалеке от речных причалов на перекрёстке расположился облачённый в чёрную хламиду худой, нескладный католический поп, а рядом с ним четвёрка бойцов в толстых кожанках и при оружии. Священник обеими руками держал грубый деревянный крест высотой в свой рост и что-то гундосил, а поскольку говорил он с жутким акцентом, то проходящие мимо него люди, не говоря уже обо мне, его не понимали. Проповедника это разозлило, и он что-то приказал своим телохранителям.
Бойцы перегородили улицу и стали заворачивать горожан к кресту. Кто-то подходил и слушал проповедь чужеземца. Иные, видя такое дело, останавливались и шли к причалам в обход. А городские стражники сделали вид, что всё происходящее их ничуть не касается, и испарились. Мне было любопытно, и, не подходя к увеличивающейся группе людей, я стал наблюдать за этим действием со стороны. И только собрался обогнуть импровизированный уличный митинг, как увидел нечто интересное.
Быстрым шагом к Одре спускались два подростка лет по шестнадцать, крепкие парубки из горожан, которых, если судить по их резким движениям и горящим глазам, послали к реке по какому-то важному делу. А тут на их пути препятствие. Германцы указывают на крест, а затем на проповедника и что-то говорят. Парни огрызаются, и при этом, словно презрительная кличка, громко звучит слово «саксон».
Тогда один из немцев шагнул вперёд, ударил стоящего перед ним парня кулаком в грудь, и тот упал на землю. Его товарищ схватился за нож, а германцы за мечи. И кто знает, что было бы дальше, наверняка ничего хорошего, но в этот момент мимо меня к месту конфликта проследовал местный воин с оселедцем, длинным запорожским чубом на макушке, и светло-русыми отвислыми усами. Одет он был простенько, примерно как и я, белая рубаха, свободные штаны и сапоги. Однако пояс вояки был густо расшит золотыми нитями, а на нём в богатых ножнах висел прямой восьмидесятисантиметровый меч. И этот клинок, на мой непрофессиональный взгляд, являлся почти точной копией того, который достался мне в Ретропространстве и сейчас, обёрнутый несколькими слоями льняной ткани, висел за спиной.