Ведяна
Шрифт:
Своих Рома безошибочно определял по фамилии. Давно обрусевшие, родные имена уже забывшие, итилиты отличались фамилиями, образованными от всяких горестей и ужасов. У них, к примеру, полдеревни были Судьбины, полдеревни – Бедовы. В этой вот – Горевы и Страховы. Дядя Саша Умрищев занимал достойное место в итилитской семье. Почему так вышло, можно было только гадать. Ати говорил: имя едко, а сам молодец. Вроде бы наперекор. А ещё говорили, что раньше итилиты специально брали такие слова для имён, чтобы русские к ним не совались. Вроде как ты туда не ходи, там Бедовы да Страховы живут. Но плохое имя не только человека, оно кого хочешь отпугнёт.
Деревенскую речь Алёшин батюшка умел передать хорошо. Рома открывал тетрадь, и в голове включался репродуктор. Причём передавал он не только речь и звуки деревни – квохтанье кур под окном, взмыкивание
Однако Рому сейчас интересовали не былички про лесовух и злую Йому. В середине тетради он нашёл тексты совершенно другого стиля, аккуратно переписанные с какого-то источника с ерами и ятями. Что это были за тексты, Рома с ходу не понял, поэтому и стремился так страстно сесть в тишине и спокойно прочитать.
«На Рождество въ церквы не идутъ, а спускаются къ рк, длаютъ проруби и льютъ въ воду молоко и мёдъ, говоря при этомъ, что кормятъ мать, какъ она ихъ круглый годъ кормитъ. На Масленицу наряжаютъ свиней въ человческое плать и съ криками гонятъ по деревн, посл чего выгоняютъ въ лсъ, считая, что выгоняютъ вс грхи, накопленныя за годъ. Когда же по рк готовъ пойти лёдъ, ночами не спятъ, выходятъ вс на берегъ и жгутъ костры круглыя сутки, женщины поютъ меланхоличныя псни и расплетаютъ себ косы, какъ длаютъ, если у кого-то изъ ихъ подругъ трудно проходятъ роды, мужчины же ходятъ у воды съ батогами и съ грознымъ видомъ потрясаютъ ими въ воздух, время отъ времени обрушивая на лёдъ, будто зашибаютъ кого. Когда же лёдъ наконецъ пойдётъ, скидываютъ съ себя одежду, устраиваютъ пляски вкругъ огней, радуются и поздравляютъ другъ друга, говоря «ве чекень», что значитъ, вода народилась. День же этотъ, начало ледохода, по одному ему извстнымъ приметамъ определяетъ и объявляетъ имъ тотъ же человкъ, Итильванъ. Онъ же сообщаетъ о начал всхъ другихъ праздниковъ, и безъ него вообще не длается въ сел никакое дло…»
Здесь запись обрывалась. Рома перелистнул страницу, где было её начало: оказалось, это записка в Святейший синод:
«Въ связи съ дломъ по донесенію о появленіи въ земляхъ заводчика Кривошеина новой секты, именующей себя итилиты, кои отъ воинской службы отказываются, налоговъ не платятъ и при всякомъ появленіи военнаго или полицейскаго уходятъ въ лсъ, посл всесторонняго разсмотрнія сего дла сообщить имю слдующее. Вышеназванныя населяютъ берега вверхъ по теченiю. Себя именуютъ итилитами, реку не иначе какъ Итилью, считаютъ себя исконнымъ населеніемъ этихъ земель и говорятъ на своёмъ язык, коий требуетъ еще изученія, однако по-русски розумеютъ. Живутъ он въ лсахъ, ловятъ рыбу и промышляютъ охотой, держатъ скотъ. По вр же язычники, церквей не имютъ, а совершаютъ свои поганыя обряды, о чёмъ рчь пойдётъ дале, для чего зимой и лтомъ удаляются на острова. Бога не признаютъ, а молятся рк и лсу, а всего больше почитаютъ своего старосту, котораго называютъ Итильваномъ и почитаютъ за сына рки. Онъ у нихъ и царь, и богъ, что же касается власти государственной, то на прямой вопросъ, признаютъ ли россійскаго царя, отвта получено не было».
Далее шёл тот самый кусок, который Рома уже прочитал, стояла подпись доносителя и дата – 6 ноября 1853 г. Ниже шли даты и цифры рекрутских наборов при учётном населении по сёлам. Возле итилитских стояли вопросы и прочерки – видимо, посчитать население не удавалось, а от набора итилиты уклонялись. После чего туда посылались полицейские. Удивительно, что никому из них не пришло в голову узнать об отношении итилитов к военной службе как таковой, все они сосредотачивались на фигуре Итильвана, в которой видели причину бед.
«…Этотъ человкъ иметъ колоссальную власть надъ дикими крестьянами, – жаловался следующий доноситель. – Онъ говоритъ имъ, что длать, и он безпрекословно слушаются его. Общеніе съ ними усложнено еще темъ, что говорятъ они на язык, звучащемъ абсолютною тарабарщиной, хоть и слышатся въ нёмъ слова мордовскія, татарскія, а иногда и русскія, но всё же ничего общего съ этими языками нтъ. Никто изъ живущихъ бокъ о бокъ съ ними ихъ не разуметъ, тогда какъ они хорошо понимаютъ и легко переходятъ на любой изъ названныхъ языковъ. Говорить съ ними, такимъ образомъ, не представляется возможнымъ: по своей недалекости
Этотъ же Итильванъ – фигура миовъ ихъ и сказокъ. Его же почитаютъ они своего рода мессией, съ нимъ связываютъ свое благополучіе, ему приписываютъ много чудеснаго, отъ лченія больныхъ людей и животныхъ и до божественнаго прозрнія. Человкъ, называемый такъ, живетъ среди нихъ не всегда. Но если же появляется тотъ, кто назовется этимъ именемъ или кого они сами таковымъ посчитаютъ по однимъ имъ извстнымъ признакамъ, то итилиты впадаютъ въ родъ безумія, совершенно предаютъ себя его власти. Старожилы изъ русскихъ слъ, сосднихъ съ этими, говорятъ, что ни о какомъ Итильване не слышали еще пятнадцать лтъ назадъ. На вопросъ, откуда онъ, вс, даже русскіе, отвечаютъ, что приплылъ по рк, потому что онъ-де сынъ Итили.
Человкъ, котораго они именуютъ такъ ныне, – мужчина лтъ сорока, ростомъ высокъ, волосомъ русъ, и борода руса, какъ у всх итилитов. Живетъ онъ на краю сла въ бдной изб и своего хозяйства не иметъ, работой не занятъ. Но онъ и не иметъ на это времени, потому что главная его забота – это лченіе и еще боле успокоеніе приходящихъ къ нму крестьянъ. Они же снабжаютъ его всмъ необходимымъ, такъ что ни въ чёмъ онъ не нуждается. При своихъ лтахъ онъ недавно впервые женился и сейчасъ иметъ дочь-младенца, и жена его на сносяхъ. Поговорить съ нимъ намъ не удалось, потому что люди стоятъ къ нму въ очередности и пускаютъ разв что тхъ, кто сильно мучается болью или при смерти. Намъ довелось видть, какъ принесенный къ нму отрокъ лтъ четырнадцати, до того упавшій съ лодки и бывшій безъ памяти, такъ что многіе сочли его утопшимъ, очнулся и всталъ посл наложенія рукъ и поцлуя въ уста. Въ другомъ случа названый Итильванъ излчилъ молодуху, находящуюся въ родовой мук, такъ что она тутъ же родила здороваго младенца, коій и былъ показанъ собравшейся толп. Однако не вс лченія кончаются хорошо, и иногда онъ признаетъ самъ, что ничего не можетъ сдлать, предавая больного его судьб. Но и въ этихъ случаяхъ больные уходятъ отъ него успокоенные. Думается, что разговорами своими названный Итильванъ снимаетъ съ нихъ смертную тоску, отчего они пребываютъ впредь въ добромъ расположеніи духа и уж не тяготятся своею участiю.
Стоитъ ли говорить, что вс названные нами примры чудесъ, сотворяемыхъ Итильваномъ, приводятъ толпу, постоянно окружающую его домъ, въ неистовство…»
В этом месте текст неожиданно обрывался – ни даты, ни подписи. Сразу за ним шёл другой:
«Озабоченный всё растущимъ вліяніемъ самозванаго пророка въ сред необразованныхъ крестьянъ … узда, священникъ … прихода, отецъ Н-й произвелъ слдующее, съ нашей точки зрнія, хорошо просчитанное дло. Узнавъ, что самозванецъ считается родомъ изъ деревни Неврюги, онъ похалъ выше по теченію, гд находится русское сло Стропинино, и нашелъ тамъ старуху-крестьянку нужныхъ годовъ, Пелагею Ст-ву, вдову. Будучи склонной до винопития, она за вознагражденіе согласилась показать прилюдно, что въ молодости снесла своего новорожденнаго дiтя, прижитаго во грхе, въ рку, о чёмъ священникъ зналъ изъ исповедальныхъ списковъ. Будучи внушаемой и узнавъ о сути дла, она сама уврилась, что живущій въ Неврюгино человекъ, именуемый Итильваномъ, и есть её чудомъ спасшійся сынъ. Такъ что когда доставили ея на мсто, Пелагеей былъ разыгранъ своего рода спектакль, въ искренности котораго не могъ бы сомневаться никто изъ присутствующихъ.
Какъ и разсчитывалъ отецъ Н-й, появленіе матери даннаго человка должно было вызвать смятеніе и сомнніе въ умахъ прихожанъ, что и случилось тутъ же. Однако названный Итильванъ, понимая, по всей видимости, всь рискъ своего положенiя, селъ подл Ст-вой и, взявъ ея за руки, разговаривалъ съ ней тихо и кротко. Хоть говорилъ онъ по-русски, что именно было имъ сказано, слышать мы не могли. Однако не прошедъ и десяти минутъ, слезы брызнули изъ глазъ старухи, сама она повалилась въ ноги проходимца и стала каяться въ обмане, называя его батюшкой и избавителемъ. Посл чего примкнула къ ряду тхъ, кто почитаетъ его, и утверждаетъ также, что съ прикосновеніемъ его избавилась отъ своей пагубной склонности къ вину. Съ отцомъ Н-мъ общаться избгаетъ и обличаетъ его прилюдно въ томъ, что-де подстрекалъ ея къ обману.