Век Филарета

Яковлев Александр Иванович

Филарет не горел желанием раздувать дело, но князь мягко и настойчиво убеждал его в крайней необходимости завершения начатого. Филарет мог устоять перед любым давлением, но верх взяло понимание действительной опасности для Церкви защищаемого Феофилактом труда.

—...На странице четвёртой указаннаго сочинения читаем: «Вселенная и Бог составляют такое целое, к которому не можно ничего прибавить, которое соединяет всё, содержит всё; вне сего целого нет бытия, нет вещественности; вне его нет ничего возможнаго»... — Филарет положил книгу на стол и поднял взгляд на собравшихся за длинным столом. — Если бы вселенная и Бог составляли целое, то Бог был бы частик» какого-то «целого», Бог без вселенной был бы нечто непонятное и недостаточное. Нельзя исчислить

неясностей, который за сим последуют...

Митрополит Амвросий, сложив ладони на столе, смотрел ровно перед собой. Князь Голицын с неопределённою улыбкою то оглядывал членов комиссии, то смотрел в окно на стоявший перед Михайловским замком памятник Петру, то принимался чертить на бумаге какие-то завитушки. Владыка Феофилакт, набычившись, уставился на Филарета, не замечая, как подрагивает его правая рука, лежащая на стопке книг и бумаг. Духовник государя Криницкий и обер-священник Державин, будто нарочно севшие в отдалении и от князя, и от Феофилакта, мирно слушали критику.

— Но ещё должно заметить, — продолжал Филарет, — что перевод не соответствует в этом месте подлиннику, в котором надлежит оное читать от слова до слова так: «Вселенная и Бог, Бог без вселенной, вселенная без Бога — всегда суть целое, к которому не можно ничего прибавить»... и прочее. Какое в сих словах богатство нелепостей и противоречий, если хотя мало разобрать их!.. На странице двадцать восьмой у автора: «Религия в чистейшем и высочайшем своём знаменовании есть не что иное, как отношение конечного к бесконечному». Однако на странице третьей автор сказал, что «конечное — это я», а «бесконечное есть вселенная». Посему настоящее положение, в котором находится определение религии, можно произнести так: религия есть отношение человека ко вселенной. Где же Бог?.. Да сохранит нас Бог от религии Ансильоновой!

Феофилакт был тёмен лицом, но тут даже лысина его побагровела. Он обречённо оглядел собравшихся и опустил глаза.

— На странице сто шестьдесят третьей читаем, — всё тем же ровным голосом продолжал Филарет, пролистнув несколько страниц, ибо чувствовал, что настроение в комнате определилось, — «Религия христианская основывается на отвлечённостях»... Вдумаемся. Основывать религию христианскую на отвлечённостях — значит основывать её на одном разуме, значит — испровергать её и поставлять на место ея мечтательную религию натуральную. Истинная христианская религия основывается на Откровении, а Откровение, конечно, не есть «отвлечение». Вера основывается, яко на краеугольном камени, на Господе нашем Иисусе Христе, а Он не есть отвлечённая идея, но существо действительное, истинный Бог и истинный человек... Стоит ли множить примеры явного пантеизма и либерализма, явленные в сей книге? Вот вам последний. «Руссо имел душу благочестивую, — написано на странице двести пятьдесят четвёртой, — хотя и являл часто дух неверия»... Можно ли человеку иметь душу благочестивую и «являть часто дух неверия»? Чувствовать как христианин и мыслить как язычник или безбожник? Любить и чтить Бога, но не верить Его делам? Если сие возможно, то автор, вероятно, нашёл сию возможность в самом себе и разлил в своих рассуждениях дух неверия, не опасаясь оскорбить «душу благочестивую».

Филарет сел и сложил бумаги в ровную стопку.

— Полагаю, ваше высокопреосвященство, — решительно заговорил Голицын, — что разбор сочинения Ансильона вполне достаточен для того, чтобы осудить его перевод на русский язык и распространение среди публики. Возражения владыки Феофилакта всем давно известны, но, впрочем, если он так уж настаивает...

Феофилакт промолчал.

11 ноября 1813 года последовал высочайший указ, повелевающий архиепископу рязанскому Феофилакту отправиться в свою епархию впредь до особого распоряжения. 21 декабря — в среду — он покинул Петербург.

— Верите ли, отче, — рассуждал вечером того же дня в своём кабинете Голицын, обращаясь к Филарету, — я никогда не был злопамятен. При дворе ведь я с младенчества. Меня в три года известная Перекусихина отвела к матушке-царице, и та меня приласкала. Камер-пажом был, самым молодым камергером... При дворе приходится лавировать, так

выучился. Однако же никого не оговорил и пронырством никому дорогу не перебегал. Характер такой — ленив!.. Помню, вскоре после моего назначения в Синод мой предшественник Яковлев стал ездить по всем гостиным и меня оговаривать, князь-де молод, неспособен и незнающ. Даже ко мне ездил под разными благовидными предлогами и давал советы. А я поразился — канцелярские служащие сидели за сломанными столами, на дрянных стульях, связанных бечёвками... Что вы улыбаетесь? Точно! Я распорядился употребить на мебель четыреста сорок рублей — первая моя большая трата. При встрече рассказал Яковлеву, он отмахнулся — что за мелочи! — и продолжал из-под руки свои наговоры. Но согласитесь, отче, внешний порядок должен быть!.. Когда я через два года получил ленту, Яковлев тотчас ко мне явился. «Помилуйте, князь, как это возможно — эту ленту по всему следовало получить мне!» — а он точно хлопотал себе Владимира за экономию бумаги для синодской типографии. «Чем же я виноват, — отвечаю, — что государь пожаловал её мне, а не вам?..»

Филарет кивнул. Ему были интересны рассказы князя, открывавшие неведомые стороны столичной жизни и людских характеров.

— Вот и с рязанским владыкой я был ровен, пока не смутило меня его своеволие...

— Ваше сиятельство, осмеливаюсь напомнить о своём и отца Иннокентия прошении.

— О чём?

— Об отмене решения архангельской консистории о лишении сана валаамских старцев Феодора, Клеопы и Леонида за якобы уклонение от православия.

Голицын коротко засмеялся.

— Вы же знаете, дорогой отче, вам я не могу ни в чём отказать. Вопреки Сперанскому по вашему настоянию не допустил введения светского развода — а уж тут такая мелочь! Я подписал вашу бумагу... Но растолкуйте мне эту вашу привязанность к диким отшельникам. Мне приходится таких видеть в лавре — прямо дикари, косматые, дурно пахнут... И уверяю вас, настоящее богословие им неведомо!

— Возможно. Но поверьте, князь, их богомыслие более совершенно и глубоко, нежели в стенах нашей уважаемой академии, а прозрения их сердец и непрестанное горение в вере благодатнее моего и вашего.

— Знаете ли, отче Филарете, меня государыня Елизавета Алексеевна как-то спросила: «Что за споры идут у вас о словах? Стоят ли разные слова, говорящие об одном, таких сражений?» Я что-то ответил, но вопрос не идёт из ума. Борьба за веру закончилась, Вселенские Соборы установили каноны, и живём мы в просвещённом девятнадцатом веке... Что бы вы на это сказали?

— Не желая утомить вас, скажу лишь об упомянутых Вселенских Соборах. Сколько сил было потрачено — и жизней отдано! — на утверждение одного понятия «единосущный» в Символе Веры [24] . И как тогда за это стояли отцы церкви, так следует и нам стоять. Всё сие не зря, ибо, споря как будто о словах, защищаем и утверждаем целостное и полное усвоение человеком Божественной Истины. От него же зависит спасение душ наших, спасение не магическое или аллегорическое, а действительное, дающее праведным жизнь вечную! Как же тут не спорить, как не биться...

24

Сколько сил было потрачено... на утверждение одного понятия «единосущный» в Символе Веры. — Принято и утверждено это слово «единосущный» на первом Вселенском соборе в Никее, в опровержение неправого мудрствования пресвитера александрийской церкви Ария (IV в.), спорящего по вопросу сущности Сына Божия и о подобии его с Отцем, — за что Арий в 320 г. был осуждён и выслан из Александрии.

Голицын пристально посмотрел на молодого монаха с рыжеватой окладистой бородою. Откуда он знает? Откуда такая твёрдость и убеждённость в его словах?..

— Благодарю вас, отче. Будет о чём подумать... Скоро праздник, не придёте ли на Рождество в мой храм?

— Прошу меня извинить, князь, но должен быть в лавре.

— Так на второй день! Сами же говорили, что церковь вам родная — Троицкая.

— И на второй не могу, у меня академия. А вот на третий день праздника приду.