Век наивности
Шрифт:
— Благодарствую. Охотно оказывал бы ее чаще, — с непринужденной самоуверенностью отвечал гость. — Я вечно занят, но я встретил графиню Эллен на Мэдисон-сквер, и она любезно позволила мне проводить ее домой.
— Ах, надеюсь, что теперь, когда здесь Эллен, в доме станет Ееселее! — с восхитительной бесцеремонностью вскричала миссис Минготт. — Садитесь, садитесь, Бофорт, пододвиньте сюда желтое кресло и, раз уж вы здесь, выкладывайте последние сплетни. Говорят, ваш бал удался на славу, и я слышала, будто вы пригласили миссис Лемюэл Стразерс. Ну, ну, я бы тоже не прочь повидать эту особу.
Она уже забыла о своих родственниках, которые в сопровождении Эллен Оленской проследовали в прихожую.
Старая миссис Минготт всегда восхищалась Джулиусом Бофортом, и в их холодной надменности и презрении к светским условностям было много общего. Сейчас ей не терпелось узнать, что заставило Бофортов пригласить (в первый раз) миссис Лемюэл Стразерс, вдову «Сапожной
— Разумеется, раз вы с Региной ее пригласили, значит, все в порядке. Да, мы нуждаемся в свежей крови и в свежем капитале, и говорят, будто она все еще очень хороша собой, — объявила кровожадная старуха.
В прихожей, пока миссис Велланд и Мэй облачались в свои меха, Арчер заметил, что графиня Оленскаи смотрит на него с чуть вопросительной улыбкой.
— Вы, конечно, уже знаете о нас с Мэй, — сказал он, смущенным смехом отвечая на ее взгляд. — Мэй рассердилась, что я не сообщил вам об этом вчера в опере. Она велела сказать вам о нашей помолвке, но там было столько народу, что я просто не мог…
Улыбка в глазах графини Оленской погасла, лишь слегка тронув ее губы; она показалась ему совсем юной и еще больше напомнила озорную темноволосую Эллен Минготт его детства.
— Да, конечно, знаю. И я так рада. Но в толпе о таких вещах не говорят.
Дамы пошли к выходу, и она протянула ему руку.
— До свидания. Заходите как-нибудь меня навестить, — промолвила она, все еще глядя на Арчера.
В карете, проезжая по 5-й авеню, они придирчиво обсуждали миссис Минготт, ее почтенный возраст, ум и все ее удивительные качества. Об Эллен Оленской никто не обмолвился и словом, но Арчер знал, что миссис Велланд думает: «Со стороны Эллен большая ошибка на следующий день после приезда в самые оживленные часы разгуливать по Пятой авеню в обществе Джулиуса Бофорта…» «И ей следовало бы знать, что человек, который только что обручился, не может тратить время на визиты к замужним дамам. Но в том обществе, в котором она жила… там только этим и занимаются», — мысленно добавил молодой человек. И, несмотря на космополитические взгляды, которыми он так гордился, он возблагодарил бога за то, что живет в Нью-Йорке и собирается жениться на девушке своего круга.
5
Вечером следующего дня у Арчеров обедал мистер Силлертон Джексон.
Миссис Арчер была застенчива и избегала общества, но хотела знать обо всем, что там делается. Ее старый друг, мистер Силлертон Джексон, относился к изучению дел своих ближних с терпением коллекционера и скрупулезностью естествоиспытателя, а его сестра, мисс Софи Джексон, которая жила вместе с ним и которую наперебой приглашали все, кому не удавалось зазвать к себе ее популярного брата, приносила домой обрывки мелких сплетен, которые он использовал для заполнения пустот в составленной им картине.
Поэтому всякий раз, когда происходило что-либо достойное внимания миссис Арчер, она приглашала мистера Джексона к обеду. Этой чести удостаивались лишь немногие, а она и ее дочь Джейни были отменными слушательницами, и потому мистер Джексон предпочитал не посылать к ним сестру, а являться самолично. Если б он мог диктовать все условия, он предпочел бы приходить в отсутствие Ньюленда — не потому, что молодой человек был чужд ему по духу (они отлично ладили в клубе), а потому, что старый сплетник порою чуял в Ньюленде недоверие к его россказням, дамы же никогда не ставили под сомнение достоверность его сведений.
Если б на земле возможна была гармония, мистер Джексон предпочел бы также, чтобы угощение миссис Арчер было хотя бы чуточку лучше. Впрочем, Нью-Йорк с незапамятных времен подразделялся на две большие группы: с одной стороны Минготты, Мэнсоны и весь их клан, заботившийся о еде, одежде и деньгах, а с другой — племя Арчер-Ньюленд-ван дер Лайден, которое посвящало свои досуги путешествиям, садоводству, изящной словесности и презирало более грубые наслаждения.
В конце концов, нельзя иметь все сразу. Обедая у Лавела Минготта, получаешь жареную утку, черепаховый суп и марочные вина, тогда как у Аделины Арчер можно побеседовать об альпийских пейзажах и о «Мраморном фавне», [28] ну, а арчеровскую мадеру как-никак доставляли из-за мыса Доброй Надежды. [29] Поэтому, получив дружеское приглашение от миссис Арчер, мистер Джексон, как и подобало истинному эклектику, всякий рад говорил сестре: «После обеда у Лавела Минготта у меня разыгралась подагра, и диета Аделины пойдет мне на пользу».
28
«Мраморный фавн» (1860) — последний роман великого американского писателя-романтика Натаниэля Готорна (1804–1864), произведения
29
…мадеру как-никак доставляли из-за мыса Доброй Надежды. — В XIX веке отборные сорта португальской мадеры отправляли с острова Мадейра, где производилось вино, в длительные морские путешествия (главным образом вокруг Африки), во время которых они приобретали нужную выдержку.
Миссис Арчер давно овдовела и жила с сыном и дочерью на Западной 28-й улице. Верхний этаж дома был отведен Ньюленду, а обе женщины теснились в маленьких комнатах первого этажа. Наслаждаясь безоблачным согласием, они разводили папоротники в уордовских ящиках, [30] плели макраме, вышивали шерстью по холсту, коллекционировали глазурованную глиняную посуду эпохи Войны за независимость, подписывались на журнал «Доброе слово» и зачитывались романами Уйды [31] с их итальянской атмосферой. (Они предпочитали романы из сельской жизни с описанием пейзажей и благородных чувств, хотя вообще-то любили читать и о людях, принадлежащих к светскому обществу, чьи побуждения и привычки были им понятнее; строго осуждали Диккенса за то, что он «ни разу не изобразил джентльмена», и полагали, что Теккерей знает большой свет гораздо лучше Булвера [32] — его, впрочем, уже начинали считать старомодным.)
30
Уордовские ящики — по имени изобретателя, английского ботаника Натаниэля Уорда (1791–1868) — переносные стеклянные оранжереи с дном из глины или металла, в которых разводили растения, нуждающиеся в большом количестве влаги.
31
…зачитывались романами Уйды… — Уйда — псевдоним английской писательницы Луизы де ла Раме (1839–1908), автора свыше сорока романов из великосветской жизни. Действие многих из них происходит в Италии, где Уйда поселилась в 1874 году.
32
…знает большой свет гораздо лучше Булвера… — Речь идет об известном английском романисте Эдуарде Булвер-Литтоне (1803–1873), авторе романа «Пелэм, или Приключения джентльмена» (1828), в котором изложены основные правила поведения в свете.
Миссис и мисс Арчер были большими любительницами пейзажей. Именно пейзажами они главным образом интересовались и восхищались во время своих редких поездок за границу — архитектура и живопись, но их мнению, были предметом изучения для мужчин, особенно высокообразованных, которые читают Рескина. [33] Миссис Арчер была урожденной Ньюленд, и мать с дочерью, похожие друг на друга как две сестры, были, по общему мнению, «истинными Ньюлендами» — высокие, бледные, с чуть-чуть покатыми плечами, длинными носами, любезной улыбкой и изысканной томностью, свойственной женщинам на некоторых портретах Рейнолдса. [34] Их внешнее сходство было бы полным, если бы свойственная пожилому возрасту embonpoint [35] не вынудила миссис Арчер расставить свои черные парчовые платья, тогда как коричневые и лиловые поплины мисс Арчер с годами все более и более свободно висели на ее девической фигуре.
33
Рескин Джон (1819–1900) — известный английский эстетики художественный критик, автор капитальных трудов по истории живописи и архитектуры: «Современные художники» (1843–1860), «Семь светильников архитектуры» (1849) и т. д.
34
Рейнолдс, сэр Джошуа (1723–1792) — английский художник-портретист.
35
Дородность, тучность (фр., ирон.).
В умственном отношении сходство между ними, как отлично знал Ньюленд, было гораздо менее разительным, чем казалось вследствие присущей обеим манерности. Многолетняя совместная жизнь в тесной близости и обоюдной зависимости определила их одинаковый запас слов и одинаковую привычку начинать фразы выражением: «мама считает» или «Джейни думает», хотя при этом и та, и другая хотела всего лишь высказать свое собственное мнение; в сущности, однако, невозмутимая прозаичность миссис Арчер довольствовалась общепринятым и общеизвестным, меж тем как Джейни была подвержена бурным порывам фантазии, источником которых служила подавленная романтическая чувствительность.