Век наивности
Шрифт:
Он завтракал методично и со вкусом, начав с куска дыни и в ожидании яичницы с гренками просматривая утреннюю газету. С той минуты, как он накануне вечером объявил Мэй, что у него есть дело в Бостоне и что нынче же ночью он сядет на пароход, идущий в Фолл-Ривер, а завтра к концу дня отправится в Нью-Йорк, он был полон новых сил и энергии. Все знали, что в начале недели он должен возвратиться в город, и поэтому письмо из конторы, волею судьбы очутившееся на столике в холле к его приезду из Портсмута, оказалось вполне достаточным основанием для внезапной перемены в его планах. Он даже устыдился,
После завтрака Арчер выкурил папиросу и заглянул в «Коммершиэл адвертайзер». [164] В это время в столовую клуба вошло двое или трое его знакомых, с которыми он обменялся обычными приветствиями — ведь, в конце концов, жизнь шла своим чередом, несмотря на охватившее его странное чувство, будто он выскользнул из сети времени и пространства.
Посмотрев на часы и убедившись, что уже половина десятого, он встал, прошел в соседнюю комнату, сел за письменный стол, написал несколько строчек, велел посыльному на извозчике отвезти записку в Паркер-хаус и дождаться ответа, после чего снова спрятался за газетой и попытался вычислить, за сколько времени извозчик доберется до гостиницы.
164
«Коммершиэл адвертайзер» — бостонская газета.
— Госпожа вышла, сэр, — внезапно раздался голос лакея у него за спиной.
— Вышла? — пробормотал он, словно ему сказали это на незнакомом языке, после чего встал и отправился в холл. Это, наверное, ошибка — она не могла выйти в такой ранний час. Он даже покраснел от досады на собственную глупость — почему было не послать записку тотчас же по приезде?
Захватив шляпу и трость, Арчер вышел на улицу. Город внезапно стал таким чужим, пустым и огромным, словно он был путешественником, который приехал сюда из дальних стран. С минуту помедлив на пороге, Арчер решил отправиться в Паркер-хаус. Что, если посыльного ввели в заблуждение, и она все еще там?
Он зашагал по парку Коммон [165] и на первой же скамейке в тени дерева увидел се. Она сидела под раскрытым зонтиком из серого шелка — как он только мог вообразить, что зонтик у нее розозый? Когда он подошел ближе, его поразила безжизненность ее позы — она сидела так, словно ей больше нечего делать. Он увидел ее поникший профиль, низко заколотый узел волос под темными полями шляпы и длинную измятую перчатку на руке, державшей зонтик. Он приблизился еще на два шага, и тут она обернулась и посмотрела на него.
165
Коммон — большой парк в центре Бостона.
— О… — проговорила она, и он впервые заметил на ее лице испуганное выражение, которое, впрочем, мгновенно сменилось улыбкой удивления и радости.
— О… —
Он все еще стоял, глядя на нее сверху, и она подвинулась, освобождая ему место на скамейке.
— Я здесь по делу, только что приехал, — пояснил Арчер и, сам не зная почему, сделал вид, будто изумлен их встречей. — Но что делаете в этой пустыне вы?
Он едва ли понимал, что говорит; ему казалось, будто он кричит ей что-то через бесконечные пустые дали, и она может снова исчезнуть, и уж тогда ему ее не догнать.
— Я? Я здесь тоже по делу, — отвечала она, повернув голову, так что они оказались лицом к лицу. Смысл слов доходил до него с трудом, он слышал только ее голос и удивлялся, что в его памяти не сохранилось ни малейшего о нем воспоминания. Он даже не помнил, что голос у нее низкий и что она чуть хрипловато произносит согласные.
— У вас другая прическа, — сказал он, чувствуя, что сердце у него бьется так сильно, словно он произнес нечто непоправимое.
— Другая? Нет, просто это лучшее, на что я способна без Настасии.
— Без Настасии? Разве она не с вами?
— Нет, я одна. Не было смысла привозить ее сюда на два дня.
— Одна в Паркер-хаусе?
Она взглянула на него с искоркой прежнего лукавства.
— Вы находите, что это опасно?
— Нет, не опасно… но…
— Но не совсем обычно? Да, наверное, это так. — Она на минутку задумалась, — Это не приходило мне в голову, потому что сейчас я сделала нечто еще более необычное. — В глазах ее мелькнула ирония. — Я только что отказалась принять назад деньги… мои собственные деньги.
Арчер вскочил и отошел на несколько шагов в сторону. Госпожа Оленская закрыла зонтик и принялась рассеянно чертить узоры на гравии. Вскоре он вернулся и остановился перед нею.
— Кто-нибудь… кто-нибудь приехал сюда говорить с вами?
— Да.
— С этим предложением? Она кивнула.
— И вы отказались — из-за поставленных условий?
— Я отказалась, — помедлив, отвечала она. Он снова сел с нею рядом.
— В чем заключались эти условия?
— О, ничего обременительного, всего лишь время от времени сидеть во главе его стола.
Снова наступило молчание. Сердце Арчера — как уже случалось с ним раньше — вдруг остановилось, словно в груди у него захлопнули дверь, и он тщетно пытался найти слова.
— Он хочет, чтобы вы вернулись, и готов заплатить любую сумму?
— Да, сумма весьма значительная. Во всяком случае, для меня.
Он снова умолк, ломая себе голову над тем, в какие слова облечь вопрос, который ему хотелось задать.
— И вы приехали сюда встретиться с ним? Изумленно посмотрев на него, она расхохоталась.
— Встретиться с ним? С моим мужем? Здесь? Это время года он всегда проводит в Каусе или в Бадене.
— Он кого-нибудь прислал?
— Да.
— С письмом?
Она покачала головой.
— Нет, просто с поручением. Он никогда не пишет. По-моему, я получила от него всего лишь одно письмо. — Воспоминание об этом письме вызвало румянец у нее на щеках, и этот румянец тотчас отразился на лице Арчера.
— Почему он никогда не пишет?
— Зачем тогда секретари?