Век одиночества
Шрифт:
«Все правильно, — усмехнулся комиссар, перечитав написанное. — Незачем тащить с собой подчиненных. Особенно зная, что среди них есть предатель».
Интерлюдия
«КАКАЯ-ТО КУЦАЯ ВЫШЛА ВОЙНА…»
— Какая-то куцая вышла война, — недовольно бросил Первый. — Слишком скоротечная. Ни Хонти, ни Страна Отцов не успели как следует потрепать друг друга…
Радетели в полном составе собрались в официальной резиденции правительства Пандеи, размещавшейся в здании бывшего дворца наместника. В свое время неугомонный принц Кирну потратил немало средств из имперской казны, чтобы
По негласной договоренности в резиденции постоянно жил только Первый, а остальные кормчие имели здесь личные покои, в которых можно было заночевать после таких вот дружеских пирушек, до которых глава государства был большим любителем. Ему нравилось, изрядно напоив своих престарелых соратников, разглядывать их сквозь запотевший бокал с вином, наблюдая, как с Радетелей слетает человеческое подобие, уступая место животным инстинктам. Зачастую хмельные соратники принимались уморительно петь и плясать, но главное — алкоголь развязывал языки, и выбалтывали то, о чем трезвыми предпочитали благоразумно помалкивать.
Сегодня главным действующим лицом, развлекавшим всю честную компанию, стал Шестой — старенький фельдмаршал, наконец-то закончивший свои мемуары о третьей Хонтийской, издав их полумиллионным тиражом, и теперь «проставлявшийся» в надежде на получение вожделенной премии.
В то время как восемьдесят пять процентов управляемого ими народа питалось суррогатами и искусственными продуктами, стол Радетелей ломился от исключительно натуральных деликатесов. Рыбу, мясо, овощи и фрукты для руководства страны выращивали в специальных заповедниках, снабженных мощной антирадиационной защитой. Напитки гнались на особом заводе. Кое-что доставлялось и из-за границы. Тот же Шестой страсть как любил хонтийское «огненное пойло» — напиток простонародный, но напоминавший фельдмаршалу времена его солдатской юности, Пятый обожал светлое пиво из Страны Отцов, а Восьмой готов был продать душу за белое вино, изготавливавшееся на южном побережье Островной Империи.
Все заботы по снабжению лежали на Третьем — не зря же Генерал в неплохих отношениях с главами вражеских спецслужб. Кроме сведений, они обменивались и дефицитными в условиях перманентных военных конфликтов товарами…
— Я с вами полностью согласен, — поддакнул он Первому. — Однако осмелюсь заметить, что мы все равно остались в выигрыше…
— Как так? Поясни! — насупился глава государства.
Удивляясь, он неизменно хмурился, а не поднимал брови, поэтому лоб восьмидесятидвухлетнего старца практически не был изрыт морщинами. Ну, конечно, пластические хирурги тоже поработали, однако сила привычки осталась.
— Страна Отцов в этой войне проиграла, лишившись как большей части своих танков, так и, что немаловажно, растеряв амбиции и претензии на мировое первенство. Еще не скоро она восстановит военную мощь. К тому же, как сообщает мне мой источник, у них там начались кое-какие проблемы с использованием этих их башен…
Первый кивнул. Отчасти он и сам был причастен к тайне
— Твой информатор снова слил нам ценные данные, — усмехнулся отец нации. — Любопытно, что ты ему поведал взамен?
— Так, — уклончиво ответил Генерал, — кое-что несущественное.
— Э-ге-ге! — молодецки выдавал коленца народного пандейского танца Шестой. — Смотрите, как я еще могу!
Лицо фельдмаршала раскраснелось от натуги.
«Того и гляди удар старика хватит, — забеспокоился Первый. — Кем его тогда заменить? Народ любит старого полководца. Даже анекдоты, сочиняемые о нем, отличаются каким-то незлобивым юмором. Не то что те, которые слагают о первом лице государства. Те полны едкой иронии и сарказма…»
— Отдохни малость, — одернул он расходившегося вояку. — Поговори вон с Четвертым насчет твоего выдвижения на премию.
Фельдмаршал благодарно всхлипнул и полез целоваться. Отбиться от него удалось с немалым трудом. Вот же глупая привычка!
— А что относительно Хонти? — вернулся к прерванному разговору с Третьим глава государства.
— Ей тоже досталось, — с едкой ухмылкой отозвался Генерал. — Как сказал их президент: «Еще одна такая победа, и лучше б мы проиграли».
— Даже так? — удивился Первый.
— Именно, — подтвердил шеф госбезопасности. — У них огромные потери.
— Что ж, это нам на руку.
— И я так думаю!
Тем временем Четвертый, наскоро отделавшись от приставаний Шестого обещанием уже на следующей неделе внести на рассмотрение совета Радетелей проект постановления о выдвижении фельдмаршала на соискание «Премии имени первого Первого» в области литературы, затянул любимую песню главы государства «Алеет небо утренней зарей». Знал, чем потешить сердце Кормчего. Прекрасным чистым и звучным голосом, который Радетель сохранил, несмотря на солидный возраст, он выводил слова патриотического гимна. В нем небо, как и следовало из названия, алело, в то время как солдаты собирались в последний бой ради свободы Отечества. И вел их прославленный полководец, овеянный славой множества одержанных над врагом побед. Естественно, этим полководцем был нынешний отец нации, а текст четверть века назад сочинил сам исполнитель.
Обычно Первый размякал душой, слушая «Алеет небо…», но сегодня он явно пребывал не в духе. Похлопав приличия ради и послав Четвертому полный бокал островного вина, глава государства снова принялся расспрашивать Генерала о текущих делах.
— Кстати, как там твой неугомонный комиссар? До чего докопался?
Третий помрачнел:
— Я бы сказал, «слишком неугомонный». Представляете, докопался до тайной организации, стоящей за последними терактами…
— Неужели? — скривил бледные уста Первый. — И что ты?
— Настоятельно порекомендовал ему заняться более важными делами, нежели поиски несуществующих подпольных кружков.
— Это правильно, — согласно склонил голову кормчий. — Нечего совать нос куда не следует. Еще что-нибудь?
— Кажется, ему, наконец, удалось напасть на след тех, кто занимается переправкой наших людей за Защитную Стену.
— Да ты что?! — не поверил Первый. — А он и впрямь не промах, этот твой… как его? Лохо? Любопытно будет взглянуть на его отчеты по данному делу.