Век просвещения и критика способности суждения. Д. Дидро и И. Кант
Шрифт:
Предвидеть <нормы> означает находить в каждой прекрасной форме ту точку, в которой эта форма переливается в другую, оказывается подчиненной закону метаморфоз, закону Протея.
Норма — это образ (созданный воображением), не могущий уместиться в образе и… переливающийся в разумное <понятие>.
Перекос (игры познавательных способностей) в сторону воображени исчезает.
Воображение расплавляет рассудок, чтобы образовать форму целесообразности (без цели…), но форма целесообразности как раз в точке предельного формализма — в игре форм — перестает быть формой, выходит бесформенное, разрывает любой художественный образ, становится предвидением новой идеи разума (становится созерцанием новой эстетическо
(Читатель помнит, наверное, что пока я говорю о <предвидении> иде разума не как о цели рефлективных эстетических суждений, но как о невольном итоге деятельности суждения (в сфере эстетики).)
Таким образом Кант схематизировал в антиномию (форма целесообразного без цели) еще один парадокс Дидро. Тот парадокс, в котором наиболее идеальная форма (античная норма) граничит с идеей бесформенного, парадокс, означающий трудность — и необходимость — воспринять ка эстетический образ…. звездное небо.
Но о звездном небе в <Критике…> Канта немного дальше.
Итак, напомню — дефиниция прекрасного, вытекающего из третьего момента (по отношению): <красота — это форма целесообразности предмета, поскольку она воспринимается в нем без представления о цели> [42] . г) Последнее определение просвещенного вкуса возникает как осмысление всех предыдущих дефиниций.
Просвещенный вкус наслаждается свободной закономерностью воображения, необходимостью — для всех! — моего вкусового произвола. <Воображение свободно и тем не менее само собой закономерно>. Это определение противоречиво, <заключает в себя антиномию>
42
Там же. С. 240.
Вкус свободен от интереса, но интерес ему необходим для того, чтоб быть преодоленным.
Вкус свободен от понятия, но рассудочное понятие ему необходимо как предмет преодоления.
Вкус свободен от целей, но цель необходима, чтобы преобразовать ее чистую <форму целесообразности>.
Но в чем же все-таки состоит непосредственная цель (или скажем, п Канту, <форма целесообразности>) всех этих разрушительных опустошений?
Это — пафос общения в его предельной формализации, это — общение, для которого не нужен человек, с которым я общаюсь, это — сворачивание всех внешних форм общения в ячейку общений с самим собо (вспомним Дидро).
Если восстановить всю аналитику прекрасного в целом, то можно сказать, что смысл всех стремлений вкуса — к неопределенным понятиям, целесообразности без цели, к незаинтересованности интереса — состоит одном — достигнуть свободного общения.
<Суждение вкуса ожидает согласия от каждого; и тот, кто нечто признает прекрасным, желает, чтобы каждый обязательно одобрил предлежащим предмет и также признал его прекрасным> [43] .
Такая надежда на всеобщее согласие основана — по Канту — на <всеобщем чувстве> или чувстве общности людей (sensus communis), несмотря, может быть, благодаря их полной самобытности и самопогруженности.
43
Там же. С. 242.
Здесь кончается аналитика прекрасного и начинается его диалектика.
Все антиномии вкуса, сведенные воедино, фокусируются в только чт сформулированной антиномии.
Вот как ее определяет Кант:
Первое общее место в области вкуса: у каждого свой вкус (если мне нечто нравится потому, что это нравится всем, то это значит одно — у мен нет своего вкуса).
Второе общее место (в развитие первого): о вкусе нельзя дискутировать, т. е. суждение
Но — неявно — существует третье, противоположное общее место области суждений вкуса: о вкусе можно спорить, больше того, вкус и ест некое наслаждение от спорности (это — мое мнение), и вместе с тем всеобщности (я уверен, что предмет прекрасен) моего эстетического суждения.
Но где есть возможность спорить, там есть и надежда столковаться друг с другом.
Столкновение этих <общих мест> и рождает антиномию — <Тезис. Суждение вкуса не основывается на понятиях, иначе можно было бы о не дискутировать (решать с помощью доказательств).
Антитезис. Суждения вкуса основываются на понятиях, иначе, несмотря на их различие, о них нельзя было бы даже спорить (притязать н необходимое согласие других с данным суждением)> [44] .
Кант разрешает эту антиномию в своей обычной манере — речь, дескать, идет о <понятиях> в разных смыслах слова. В тезисе — о жестких, определенных, рассудочных понятиях (на них суждение вкуса не может основываться). В антитезисе — о неопределенных понятиях, понятиях, только ещ имеющих быть, которые станут понятиями как раз в движении спора (в споре возникает истина; <спорность> и есть определение истины in statu nascendi). На таких понятиях суждение вкуса может и должно основываться… [45]
44
См. там же. С. 358.
45
Стоит устранить логическую неряшливость, и антиномия вкуса исчезает.
Да, исчезает, чтобы снова возникнуть, поскольку без этой антиномии нет суждения вкуса вообще. Мы видели, что для вкуса необходимы — в качестве исходных пунктов — рассудочные понятия, чтобы было что преодолевать, чтобы понятия неопределенные возникли на основе пережигания понятий определенных, жестких, прочных.
Иначе и никакого удовольствия не будет.
Или — в логическом плане — определенное понятие тезиса это и ест неопределенное понятие антитезиса, они — антиномичны (выступают разном смысле), будучи растащенными в различные логические одиночек (<тезис — антитезис>). Но они противоречивы — без антиномии, — поскольку в них определяется самопротиворечивый логический субъектпросвещенный вкус, для которого жесткость исходных определений (нравственности или рассудка) с самого начала достаточно иронична; эти определения тем более жестки и тверды, чем более они понимаются как начал преобразования в неопределенное понятие, в эстетическую идею. Впрочем, это же означает, что антиномическое кантовское определение вкуса (понятие определено в разных смыслах) все же необходимо, опять-таки, чтобы преодолеть эту антиномию. Преодолеть и по — кантовски (разрешить), противокантовски — чтобы создать произведение искусства, услаждающие <просвещенный вкус>.
А поэтому вернемся к Просвещению.
Итак, эстетической ценностью могут обладать только такие понятия, которых возможно и необходимо спорить. Двигаясь в таких понятиях, сохраняю свою самостоятельность, я сам включаю в мою мысль чужие, противоположные идеи как необходимое определение моих собственные идей — в их спорности для меня самого.
..До сих пор я говорил как будто только об эстетике <просвещенного вкуса>. Но теперь мы подошли к решению нашей сквозной задачи — отталкиваясь от определений <вкуса>, эстетического суждения, сформулировать всеобщие определения просвещенного человека, человека культуры Просвещения.