Век-волкодав
Шрифт:
Известие о смерти Зиновьева никого, как успел заметить Семен, особо не взволновало. Курившие на роскошных мраморных лестницах «краскомы» поминали убиенного «Гришку» без всякого пиетета — Ромовую Бабу не любили ни троцкисты, ни люди Сталина. Караулы в здании усилили, усадили наиболее писучих за сочинение статьи о воинских подвигах «Красного Галифе» [49] для завтрашней «Красной Звезды», всем же прочим было велено соблюдать спокойствие. Ни в Петрограде, ни в Столице военного положения вводить не стали, более того, войскам после парада приказали
49
Генерал Гастон маркиз де Галифе прославился не только штанами, но и геройством при уничтожении Парижской Коммуны. Зиновьев заслужил это сомнительное прозвище после подавления Кронштадтского мятежа. Штурм Кронштадта пришелся на полувековой юбилей Коммуны, 18 марта 1921 года.
Караул у входа откровенно бездельничал. При виде помощника наркома служивые подтянулись, но без особого рвения. Поручик, невольно скривившись при виде подобного безобразия, толкнул плечом тяжелую дверь. Выскочил на улицу, оглянулся.
— Здравствуйте, товарищ Тулак!
Шпион и диверсант Ахилло был неузнаваем. Вместо строгой формы — полосатый, слегка приталенный костюм, мешковатые широкие брюки, рубашка с мягким воротничком, галстук в крапинку, а в довершение всего — элегантная белая шляпа. Не хватало только розана в петлице.
— Вас и не узнать! — констатировал поручик. — Добрый день, Микаэль Александрович!
По смуглому лицу тенью промелькнула улыбка:
— Работа у меня такая — чтобы не узнавали. Давайте без отчества, и лучше просто «Михаил»…
Ответа ждать не стал, поглядел серьезно:
— Отойдем!..
Ушли недалеко, на противоположную сторону улицы, к киоску с мороженным, украшенному большой яркой вывеской «Коопмолтрест от Моссельпрома». Ахилло, быстро осмотревшись, покачал головой:
— Нет, не узнаю! Бывал здесь в детстве, и времени прошло всего ничего, четырнадцать лет. А все чужое, непривычное. Не мое… Это лирика, товарищ Тулак, а сейчас будет сугубая проза. Вчера я был в Большом доме, по-здешнему — на Лубянке.
— И… И что?
Поручик вдруг представил, что он сам очутился в ином городе — в Столице года от Рождества Христова 1910-го, четырнадцать лет назад. Все еще живы — родители, друзья, учителя, соседи. И Россия, его Россия — жива…
— Что? — Микаэль-Михаил задумался. — К моему крайнему удивлению, ничего страшного. Чуть ли не как героя встретили, товарищ Бокий чаем поил, расспрашивал… Я ведь и там, у себя, был с ним знаком. Странно, конечно… Но я о другом. Мне предложили вернуться на службу, причем по моей прежней специальности…
Капитан сделала паузу, ожидая вопроса, но Семен предпочел промолчать.
— …Я попросил время подумать. Товарищ Бокий согласился, но предложил помочь в ином. У меня, так сказать, свежий взгляд. Если что замечу, что-нибудь важное…
Не договорив, кивнул в сторону входа в наркомат, где скучали караульные.
— Например, это. Товарищ Тулак, здание охраняется совершенно безобразно. Я берусь проникнуть туда без всякого пропуска, причем с оружием. Сейчас в стране очень опасный момент. Зачем было убивать Зиновьева?
Поручик едва успел укусить себя за язык,
— Личность, конечно, однозначная. В моем мире его судили и расстреляли, никто даже слезы не уронил. Но вы 1918-й вспомните. В Питере убивают Урицкого, товарищ Дзержинский с лучшими оперативниками мчится туда, а в Столице тем временем стреляют в Вождя. Простейший ход, но беспроигрышный.
Тулак поглядел в сторону, чтобы не встречаться взглядом с весьма проницательным чекистом. Судьба большевистских бонз его не слишком волновала. Пристрелят парочку «товагищей», что за беда? Иное дело Сталин. Но что можно сделать?
— Что можно сделать? — проговорил вслух. — За каждым членом Политбюро закреплен порученец, у входа в кабинет — караул, надежный, курсантский…
Капитан невесело рассмеялся.
— Мне вчера товарищ Бокий о том же говорил. Небитые еще вы здесь… Менять систему охраны долго, да и кадров у вас нет. Я бы посоветовал полностью очистить то крыло, где работает товарищ Сталин. Если невозможно — этаж. Выгнать всех — невзирая на чины и должности, поставить караул из лиц командного состава, пароль менять каждый час и ни в коем случае не пользоваться парадным входом. Это на сегодня, потом можно будет подумать основательно.
Семен быстро кивнул, запоминая. Первым делом следует поговорить с товарищем Товстухой. Сталинский помощник сам недавно жаловался на слабость здешней охраны. «Культ Личности» тоже хорош — ходит по городу с одним порученцем, а на все советы быть осторожнее только брови хмурит.
— Сейчас и займусь. Спасибо, Михаил! — Тулак протянул ладонь левой, улыбнулся. — А скажите, как вам наш мир? Первое впечатление иногда самое верное.
Капитан крепко пожал руку, задумался на миг.
— Я не судья, всего лишь гость. Но если о первом впечатлении… Перестал бояться. Здесь могут убить, но убивать будут за конкретные грехи, а не как статистическую единицу. И еще… Рискну повториться: небитые вы здесь. Это и хорошо, и плохо.
— Погодите! — заспешил Семен. — Я знаю, что в вашем мире не все ладно. Культ личности, репрессии, выселение целых народов, страх, наконец. Ваш Сталин — кровавый тиран. Но ведь это плата за Державу, за великую страну! Россия наконец-то воскресла, пусть и под красным флагом. Разве не так?
Беглец поглядел прямо в глаза, покачал головой.
— И да, и нет. Мы построили бронепоезд — огромный и страшный. А вот о рельсах забыли — и о карте маршрута не позаботились. Мчим вперед, дороги не разбирая, а заодно ищем виновных. Но если даже расстрелять всех, от машиниста до стрелочника, крушения все равно не избежать. Я вроде как на ходу спрыгнул, и теперь мне перед всеми — и живыми, и мертвыми — стыдно!
Поручик хотел возразить, но капитан Микаэль Ахилло резко повернулся и зашагал прочь.
5
Открылась дверь, и вошла Мурка.
Вначале были шаги, легкие, еле различимые, затем из-за двери донесся недовольный голос караульного, удар приклада об пол, в ответ — резкий окрик. Ольга, голос узнав, встала с топчана. Неужто пустят? Маруся, подруга лучшая, при товарище Киме человек не последний, но ведь она, Зотова, теперь государственная преступница, вроде княжны Таракановой!