Век Зверева
Шрифт:
Я беседую с майором Кашкиным. Восстанавливаю все детали допроса, обыска. Спрашиваю, было ли что-то у него, кроме документов. Отвечает, что ничего. Автомат бросил и все добро свое военное, в рюкзачке — только паек, кружка, ложка. Осматриваю все, спрашиваю, брали ли что-то из рюкзачка, ну, мармелад там, мыло, консервы. Никто и ничего не успел. Вот он, рюкзачок, у стенки. Лежит, как лежал. Спрашиваю, что, кроме этого? Отвечает, что еще был портсигар и зажигалка. Зажигалку майор вертел в руках, щелкал. Портсигар — массивный, может быть, излишне массивный. Был соблазн реквизировать — посовестился. Немец открывал его. Внутри — папиросы в стальных стаканчиках. Нет. Папирос не пробовал. Этого добра хватает. Несколько коробок в соседней комнате.
У убитого патрулем
Я осматривал его со всеми предосторожностями, ожидая, что вот-вот вылетят оттуда отравленные иголки. Папиросы как папиросы. Здесь уже подключилась лаборатория на Большой земле, а я с нетерпением ждал результата. Как и результата вскрытия Селезнева с товарищами. Их тоже отправили в тыл на самолете. А тем временем нашелся и стаканчик из портсигара. Лежал он в битом кирпиче недалеко от того места, где упокоились отведавшие папирос из этого портсигара патрульные. И вот стаканчик этот самый и оказался с секретом. Чего не пьешь, коллега?
Никаких игл оттуда не выскакивало. Исторгалась оттуда аэрозоль. Примерно такая, что из нынешних баллончиков. Да и сами эти баллончики придумали наци. Это — особый разговор. Ну яд так яд. Я приключений не искал, работал осторожно, патрончик этот отправил с другим самолетом в спецпакете. А потом мне и самому пришлось вылететь, и не куда-нибудь, а в Москву.
В баллончике этом оказалось боевое отравляющее вещество. И не простое. По всем признакам, люди наши гибли от отравления ядом бледной поганки. Никаких грибов никто не употреблял тогда в принципе, потому что был, во-первых, январь, во-вторых, немцы их принципиально не солят и не маринуют, разве только шампиньоны, несмотря на то что и время голодное. Но от бледной поганки нужно подыхать сутки. Пока яд войдет в организм на уровне неизгоняемом. А тут — практически мгновенные смерти. И далее помог случай. Баллончик-патрончик этот вскрывали два специалиста. Оба были в респираторах, но один респиратор снял, потому что закашлялся. В этот самый момент аэрозоль, ее остатки попали ему в верхние дыхательные пути. И все. Мгновенный летальный исход.
Никто тогда ничего не понял. Много позже, когда эти отчеты попали в один закрытый институт с невинным названием, в структуре как бы Министерства сельского хозяйства, ими заинтересовались. В это время такая наука, как генетика, уже вышла из опалы. Да. Это было то самое оружие. Боевое отравляющее вещество, на основе проникновения в гены. Концентрация, достаточная для мгновенной смерти. Потом отыскались у германца и другие типы отравы. Яд гадюки и прочие.
Германия, та, которой нет, которая проехала, дала такой прорыв в науке, в технологиях, какой никому тогда и не снился. Вся космонавтика на их разработках пошла, огромные достижения в медицине, в нейрохирургии, в фармакологии. Благо, бесплатного человеческого материала — с избытком.
— А дальше?
— А дальше, коллега, произошло то, что никто не понял природы этого оружия. Но для диверсий это было идеальное средство. В небольших масштабах. И тут в мозгах штабных аналитиков возникает безумная мысль. А не могут ли германцы с отчаяния применить его в другом варианте и в массовых масштабах?
— И что?
— А вот что. Лихенталь этот был идентифицирован позже как выпускник разведцентра под Раушеном, Ензен Карл. И действительно, после взятия Раушена ограниченное количество этих изделий было взято. Выяснено, что появились они у немецких разведчиков совсем недавно, использовались ограниченно, производились где-то в самой Германии. Но вот на территории Восточной Пруссии существует склад, небольшой, но достаточный для поражения большого количества противника, то есть нас. И я этот склад нашел.
— Это и было — «изделие»?
— Совершенно справедливо. Это и было — изделие.
— И теперь — главное. Где этот склад и что с ним?
— Искал я его, используя оперативные документы, попавшие к нам, причем оказалось, что при наступлении нашем
К концу дня Шарлоттенбург был взят, и опять можно было заняться фортом.
По форту било двухсотвосьмидесятимиллиметровое орудие прямой наводкой и не смогло существенно помочь. Стены там те еще. Наконец через водяной ров перебрались саперы и килограммов триста взрывчатки заложили под стены. В пролом пошли десантники. Здесь, как и в некоторых других местах, использовали напалм. В результате остаток гарнизона загнали в подвалы и врукопашную добили. Человек сто все же сдалось. Утром восьмого апреля форт был наш.
Баллончики, вернее, то, что от них осталось, нашлись в самом кромешном подземелье, под завалами. Остававшиеся при них «материально ответственные лица» заняли «неподъемную» позицию, и их просто там наши сожгли. Напалмом родимым и сожгли. Баллончики, корпуса их, не выдерживали высокой температуры. Они рвались и плавились, а вирусы эти самые исчезали в пламени. То, что осталось — корпуса, стеклышки оплавленные и прочее, а по размерам это было раза в два больше того, что у нас уже находилось, — я упаковал и отправил в Москву. Самолетом.
Оставалась третья часть изделий. А они уже были где-то в Кенигсберге. И найти их там было потруднее, чем в ближайшем округе. А найти их просили в целости и сохранности. Иначе я мог и под военно-полевой суд пойти. Такова проза жизни.
— Однако не пошли?
— Не пошел. И Звезду получил.
— Значит, нет там больше баллончиков?
— Почему же нет. Там они и находятся.
— В Калининграде?
— Не в Калининграде, а под Кенигсбергом. Не надо смешивать понятия и путать системы координат.
«Первые сливки» с подземелий снимала наша группа. Мы мотались по городу, в котором еще были очаги сопротивления. Лилиенвег и Тюльпенвег. Это — Герман-Герингштрассе. Там теперь Рижское предместье. Был открытый ход под землю. Скажу сразу, что подземный город в той, общенародной версии — чушь, хотя в каждой сказке есть намек на истину. Я работал после с саперами, историками, геологами. Город стоит на толще рыхлых осадочных пород. То есть в массовом порядке сооружать систему функциональных подземных бункеров — дело неблагодарное и дорогое. Это все было, но в меньших масштабах. Никаких вод Балтийского моря для затопления подземелий. Море ниже города метров на шестьдесят. Проще воды реки пустить в подвалы, или, в принципе, можно использовать мощные насосы. Хотя с грунтовыми водами манипулировать было возможно. Но никакие подводные лодки по тайным фарватерам не перемещались.