Век Зверева
Шрифт:
Я рассматривал содержимое саквояжа, который он упорно именовал баулом. Времени прошло много. Внешность, анкетные данные, фотографии и характеристики героев, сведения на которых содержались в папках, естественно, изменилась. Но в идентификации Олегом Сергеевичем одного человека можно было не сомневаться. То есть те шпионы, которых он опознал с лета, уже становились второстепенными персонажами, но этот…
Зверев по дороге в больницу кратко доложил обстоятельства обнаружения сумки. Назвал адрес дачи, где отыскал Штока. Описал внешность всех троих ее обитателей. Как это ни прискорбно, но
Мне повезло. Шток был найден в чужой машине. Милиция тут же определила хозяина машины и высчитала его местонахождение. Так и нашли его, только что развязанного очнувшимся старпомом с его же судна. Именно в такой компании оказался капитан «Твери» Епифанов Ермак Игоревич. Хорошее имя для капитана. Только вот в знакомствах оказался неразборчив. Теперь вся троица находилась в горотделе милиции, где допрашивалась по факту происшедшего. Ни в какой рейс они уже не ушли, но и формального повода их задерживать не было. Ворвался Зверев, напал, связывал, оглушал, угрожал оружием, потом угнал машину. По окончании допросов все трое были выпущены и отправились поправить здоровье. Уже не в чебуречную, а в бар «Крис». Но прежде Епифанов забежал домой, на улицу Стекольную, переодеться, причем выдал по чистой рубашке обоим своим товарищам. Итак, они обмылись, приоделись слегка, а поскольку пруд Верхний — весьма романтическое место неподалеку, то решено было раздавить пузырек на развалинах бастиона «Обертайх».
Есть там один каземат, так что и грязную водную гладь видно, и от дождя можно укрыться, и за ветками не особо различимы собутыльники.
Я убивал за свою жизнь часто. Это называлось по-разному. Устранить, нейтрализовать, зачистить. Мне уже однозначно придется гореть в аду. Поэтому я не стал марать свежей кровью своих подчиненных.
Сидели они нехорошо. Нервно. Еще не отошли от пережитого. Разливал Шток, закусывали нарезкой из сервелата. Пили «Столичную» местного разлива.
Я пришел с точно такой же и пакетом томатного сока.
— Не прогоните, мужики?
Лишь у Штока что-то мелькнуло в глазах опасливое, но потом и он расслабился.
— У нас стакана лишнего нет.
— А я с пластиковых не могу. Противно. У меня стопка граненая.
Не было времени для сантиментов, отравлений, грамотной инсценировки. Совсем недалеко, наверху у Королевских ворот, пропыхтел БТР.
Мы выпили.
— А ты что сок-то не пьешь? Наливай.
— Да я и сока-то не люблю. И вообще не запиваю, Ермак Игоревич.
Пока висела секунда недоумения и постижения истины, я застрелил вначале Штока, потом старпома Балабанова, а потом и готового крикнуть Ермака Игоревича. Самое неприятное — это выстрелы в затылок. Потом я снял глушитель и спустился к пруду, где и утопил сначала эту смешную трубку, позволяющую творить расправы рядом со спешащими или ждущими чего-то гражданами. Потом я выбросил в пруд и свое оружие. На этом война для меня закончилась.
…Осмотры дачи Ермака Игоревича, его квартиры, квартиры
Для Штока это был вкус хлеба Родины. Как для Ван Гога — булка с паштетом и абсент; как для грузина — какой-нибудь шалман на проспекте Церетели, с хачапури и вином тамошним. Как для Зверева — джин «Гордон» в подворотне питерской. Тонко сыграл Юрий Иванович. Шток предполагал, что его могут пасти в этой чебуречной, но не случайного же человека и после закрытия.
Оставались сущие пустяки
Татьяна Ивановна Гагарина — женщина, приятная во всех отношениях. Обыск мы начали производить, как только закрылась дверь за Зверевым.
Она приняла все это как должное.
Мы сантиметр за сантиметром проверили квартиру. Камера нашлась в неисправном состоянии. «Зоркий» старенький. Пленок непроявленных — никаких. Конспектов и выписок — никаких.
— Видели ли вы сумку у Юрия Ивановича?
— Видела. Он спал с ней, обнявшись.
— Даже не с вами?
— А у меня с ним вообще дружеские отношения.
— Ну, это, как говорится, дело житейское и личное.
— Как знаете.
— Вы его как умудрились впустить, вообще-то?
— Он попросился, я впустила.
— А если бы опять в окна и двери — группа захвата?
— Мало вероятно.
— Почему?
— Снаряд дважды в одну и ту же воронку не падает.
— Разумно. А если бы за ним хвост?
— А почему хвост? Если он ко мне пришел, значит, никого уже не было. Он мне зла не желает.
— Хочется верить. Вы скажите, он не открывал при вас сумку свою?
— Нет. Как дополз до дивана, как я его перевязала, так сумку себе потребовал и спал с ней.
— А куда вы утром выходили?
— Звонить вам.
— Вы три раза выходили, говорят соседи.
— Мусор вынесла, вам позвонила, потом просто выскакивала.
— Зачем?
— Волновалась очень. Побежала, потом вернулась.
— Допустим.
Опрос соседей на верхнем этаже показал, что Татьяна Ивановна поднималась на чердак и потом вернулась в квартиру. Чердак — это серьезно. И доски отрывать, и шлак лопатить и просеивать. Это заняло часа четыре.
— Ничего на чердаке не прятали?
— Ничего.
— А поднимались зачем?
— Юрий Иванович волновался. Думал, как уходить, если за ним приедут. Бежать как.
— Это с простреленной-то ногой?
— Он и без ног бы ушел.
Женщина маленькая, сердитая. Нашла себе друга. Теперь хоть с квартиры съезжай.
Мы проверили содержимое мусорного контейнера и побывали на трех ближайших почтовых отделениях. Нигде отправлений со знакомой фамилией и почерком не обнаружилось.