Век
Шрифт:
— Вы отравите его! Прекратите это! Прекратите!
— Это просто касторовое масло, — отрезал Фаусто.
— Вы ведь убьете его, слышите, убьете его!
— Замолчите.
Она упала в кресло и застонала, разразившись рыданиями. Блассетти начал задыхаться.
— Пусть отдышится, — приказал Фаусто.
Фашисты отпустили старика. Тот наклонился, и его вырвало. Фаусто наблюдал. Когда Блассетти кончило рвать, он сказал:
— Влейте в него остаток.
Фашисты опять схватили писателя и насильно влили в глотку касторовое масло.
—
Старика снова начало рвать.
— Здесь воняет, — бросил Фаусто, — пошли отсюда.
Обойдя лужу на полу, он пошел к двери.
Синьора Блассетти подняла голову, по ее морщинистому лицу струились слезы.
— Свинья! — крикнула она и плюнула в него.
Фаусто стер с мундира слюну и вышел из комнаты.
* * *
Человек в элегантном черном костюме, в пенсне, с пышной гривой седых волос слегка откинул голову назад, закрыл глаза и заговорил нараспев:
— Карло, ты здесь? Ты здесь сейчас, Карло? Если это так, пожалуйста, поговори с нами. Мы ждем от тебя послания, Карло. Твоя мать здесь, и она хочет знать, все ли у тебе в порядке...
Тишина. Профессор Сальваторелли, проводивший спиритический сеанс в библиотеке виллы Фаусто в римском квартале Парноли, держал руки Нанды Монтекатини Спада на карточном столе. Глаза Нанды тоже были закрыты. Жалюзи на окнах были закрыты, пропуская слабые лучи неяркого зимнего солнца.
— Вы чувствуете что-нибудь? — прошептала Нанда, от волнения забывшая одно из правил профессора, запрещавшее разговоры во время сеанса.
— Карло, ты здесь? — повторил профессор. — Твоя мать так ждет, чтобы ты заговорил.
Нанда приоткрыла глаза посмотреть, что происходит, нарушая тем самым еще одно правило. Она увидела, как профессор напрягся, и почувствовала, что он крепко сжал ее руки. Потом он резко откинул голову и заговорил негромким фальцетом:
— Мама, это я, маленький Карло. Как ты, мама?
Нанда задрожала:
— О, дорогой мой, как хорошо слышать твой голос! У меня все хорошо, а как ты?
— Здесь холодно, так холодно...
— Милый, если бы я была с тобой, я бы согрела тебя... Радость моя, я так скучаю по тебе. А ты скучаешь по мне?
— Да, мамочка. Я по тебе очень скучаю. Здесь так одиноко... Мне не с кем играть здесь...
— Но тебе не страшно, милый?
— Нет, не страшно. Просто одиноко и холодно... Теперь я должен идти, мамочка. Я очень люблю тебя и скучаю по тебе.
— Я тоже по тебе скучаю, солнышко мое. А ты не можешь остаться? Не уходи пока.
— Нет,
— До свидания, мой дорогой. До свидания.
Молчание. Она открыла глаза. Как обычно, профессор Сальваторини начал медленно расслабляться. Потом внезапно осел в кресле и выпустил ее руки из своих. Она достала платок из кармана своего нарядного черного платья и вытерла глаза. Затем встала и открыла жалюзи.
— Контакт состоялся? — спросил профессор, открыв глаза и выпрямившись в кресле.
— Да, — вздохнула она, — это было прекрасно.
— Отлично. Я чувствовал, что контакт получится. Вибрации были правильные, ну и, конечно, то, что это была вторая годовщина его смерти, тоже оказалось благоприятным моментом. Как он?
— Так же, как в прошлый раз, — ответила она печально. — Ему холодно и скучно. Одиноко. Бедный Карло, мой бедный малыш.
— Успокойтесь, успокойтесь. — Профессор погладил ее по руке и поднялся с кресла. — Вы же знаете, дети любят жаловаться. Я уверен, что пока он не рассказывает нам о счастливых моментах своей жизни там, но он расскажет. Они всегда рассказывают. О Боже, я опаздываю! — Он взглянул на золотые карманные часы. — В три часа я встречаюсь с графиней Сфорца. Боюсь, что мне надо бежать...
Он поцеловал протянутую руку Нанды.
— Дорогой профессор, — улыбнулась она, — вы делаете меня такой счастливой. И такой несчастной.
— Ах, синьора, у вас нет причины печалиться. Ваш сын жив, только он живет в другом мире, в другом виде. И сознание этого должно радовать вас. Должен ли я прийти снова на следующей неделе в это же время?
— Да, если я сама первой не позову вас раньше. И помните: вы должны посылать счета моему отцу, а не мужу.
— Ну разумеется, синьора. Я никогда не забываю столь важную деталь.
Он придержал двери и склонился в легком поклоне, пока она не вышла из комнаты. Он проследовал за ней в центральный холл, отделанный белым мрамором. Вилла была построена в XIX веке, но после того как Фаусто приобрел ее в 1925 году, Нанда продала или отдала на хранение всю старинную мебель и переделала весь дом в сверхмодном стиле — арт деко. Теперь новые вещи смешались со стариной, слегка дисгармонируя с ней.
Она двинулась, чтобы проводить профессора до парадного входа, в это время двери распахнулись, и на пороге появился ее муж в черной фашистской форме.
— Фаусто! — воскликнула она, внутренне напрягаясь.
Он запер двери и прошел через холл, глядя на профессора Сальваторелли.
— Я ждала тебя только завтра...
— Понятно. Мне казалось, я говорил тебе, что не хочу видеть снова профессора Сальваторелли в моем доме.
— Дорогой, он просто нанес мне визит...
— Ты лжешь, Нанда.
Он положил пилотку на кресло и обернулся к профессору, который явно нервничал.
— Профессор, в новой Италии нет места для шарлатанов, наживающихся на предрассудках таких слабых женщин, как моя жена.