Вековые конфликты
Шрифт:
Наступила новая бурная эпоха в истории Европейского континента. Монах-августинец Лютер отверг католическое учение о благодати, согласно которому человек может снискать себе милость божью внешними поступками, принадлежностью к церкви, выполнением церковных таинств, дарами в пользу церкви, благотворительностью. А кальвинизм закрепил это отрицание доктриной о предопределении, утверждавшей, что участь человека, его вечное спасение или вечная гибель не зависят от его поступков и заранее установлены «божьим избранием». Эта доктрина, как известно, была религиозным выражением того земного факта, что в новом, буржуазном обществе судьба индивида определялась действием не контролируемых, не познанных им могущественных экономических сил. Легко понять, что учение о благодати являлось одним из главных объектов для критики со стороны протестантов, но, пожалуй, только «психология» векового конфликта могла побудить теолога Николая Амсдорфа громогласно провозгласить в 1559 году, что «добрые дела вредят достижению блаженства» и что это воззрение «верно духу христианства».
В западной литературе -
– В то время, как влюбленный немец, толстый почитатель пива, сражался с дьяволом и бросал ему чернильницу в лицо, хитрый аскет-пикардиец вынашивал военные планы, руководил битвами, вооружал правителей, поднимал целые народы, заронив республиканские идеи в сердце буржуа и вознаграждая себя за повсеместные поражения на поле брани все новыми победами над сознанием людей в разных странах».
Каждый обращенный давал клятву соблюдать и добиваться соблюдения закона божьего в его кальвинистской трактовке. В пределах всякой страны, в которой вели свою проповедь кальвинисты, они пытались создать крепкую организацию. Так, во Франции это была сеть конгрегации, руководимых пасторами, учителями молодежи и деканами, в обязанности которым вменялись попечение о неимущих и наблюдение за нравственностью. Все конгрегации подчинялись Национальному синоду, в который входили наиболее влиятельные гугенотские пасторы и миряне. Наряду с буржуазией к кальвинистскому движению примкнула в некоторых странах, особенно во Франции, немалая часть дворянской знати. В отличие от своих союзников, традиционно выступавших против феодальной анархии в защиту сильного центрального правительства и теперь лишь считавших необходимым сменить власть короля на власть своих собственных представителей, дворянская аристократия мечтала ослабить достигнутое единство страны, вернуть себе прежнее положение полунезависимых правителей обширных областей. Именно эта перспектива привлекала в ряды сторонников мрачного аскетического учения Кальвина земельных магнатов французского Юга, отцы которых щедро хлебнули из кубка жизнеутверждающей культуры Возрождения.
Великий французский просветитель Вольтер отмечал, что «Кальвин широко растворил двери монастырей, но не для того, чтобы все монахи вышли из них, а для того, чтобы загнать туда весь мир». Мрачным монастырем стала Женева, где с 1541 года у руля правления находился Кальвин. «Женевский папа» создал институт особо доверенных людей, которые в каждом квартале строго следили за соблюдением запрещений, распространявшихся на все стороны жизни, регламентировавших все мелочи быта, начиная от деталей одежды и кончая музыкой и народными гуляньями. Методами правления стали создание широкой системы шпионажа за жителями, поощрение доносов, свирепые наказания за малейшие проявления непослушания - жестокие пытки и «квалифицированные» казни. По учению Кальвина, наказание без вины предпочтительнее ненаказания виновного. Террор в равной мере обрушивался и на дворянско-патрицианскую оппозицию, и на идеологов народных низов - сторонников более радикальных течений в Реформации6. Несомненно, что возведением в систему буржуазного направления в Реформации, пронизанного духом нетерпимости, отказом от любых компромиссов, Кальвин в большой мере способствовал превращению борьбы между католицизмом и протестантством в вековой конфликт. Кальвин стремился превратить Женеву в главный идейный центр протестантизма, занимался подготовкой духовенства для многих стран, печатал религиозную литературу, предназначенную для распространения в различных частях Европы.
Буржуазная историография, давно уже атакующая традиционное представление о Ренессансе, признает живучесть «старых» взглядов. «Миф по-прежнему оказывает могущественное влияние, - пишет, например, английский историк Р. Нисбет, - и часто, как мне кажется в отношении данного мифа, неуничтожаем».
Возрождение было и остается одним из великих прогрессивных сдвигов в истории человечества. Ясно прослеживается общность социальных корней гуманизма и бюргерской реформации, но так же четко видно, что внешне они являлись идеологическими альтернативами для переходной эпохи. Столь же очевидно, что выдвижение гуманизмом общечеловеческих ценностей, его антиклерикализм и тенденция веротерпимости, пусть еще неясный либер-тинизм, преклонение перед земной природой человека и земными радостями бытия, культ красоты и таланта, защита права на ничем не ограниченное научное исследование - все это противоречило самому духу протестантизма, хотя первоначально он мог и принимать гуманистическую окраску в своих обличениях злоупотреблений католического духовенства. Однако то были лишь кажущиеся альтернативные пути. Гуманизм не мог стать идейным знаменем социальных движений в эпоху, когда сознание масс было пронизано религией. Он мог лишь наложить
Мираж
Начало XVI века, ранняя заря капиталистической эры. Великие географические открытия, распахнувшие перед европейцами двери в новые неведомые миры, подрывавшие устои средневековых представлений о человеке и Вселенной. Время, когда закладывались основы для развития мировой торговли, для перехода от ремесленного к мануфактурному производству, которое позволяло извлечь огромные преимущества, таившиеся в разделении труда. Десятилетия буйного цветения яркой, многокрасочной культуры Возрождения, сопровождавшегося ослаблением тысячелетнего господства католической церкви над всеми сферами духовной жизни. Начавшееся формирование нового буржуазного общества было отмечено резким обострением классовой борьбы. Ответом на усиление гнета со стороны феодалов стали мощные народные движения, перераставшие в крестьянские войны. Множились восстания городского плебса. Королевская власть стала центром перегруппировки социальных сил. Опираясь на горожан, она повела наступление на феодальную раздробленность. Франция, Англия, Испания, ряд других стран Европы превратились в крупные национальные государства. Но силы старого строя отнюдь не собирались уступать свои укрепленные позиции в экономической, общественно-политической жизни, в области идеологии и культуры. В полной мере это сказалось и в сфере межгосударственных отношений.
Западноевропейский историк В. Петри писал в книге «Ложные пути Европы»: «130 лет между избранием императора в 1519 году (Карла V.
– Авт.), - когда Германия приняла решение в пользу Габсбургской Испании и против Франции, - и Вестфальским миром имеют много общего с тем временем, которое мы недавно пережили. Происходило ожесточенное столкновение политических и религиозных идей, безжалостно велась борьба рас, великая держава пыталась основать мировую империю и после войн, продолжавшихся десятилетиями, потерпела поражение, от которого так и не смогла оправиться».
Начало Реформации совпадает с избранием на престол Священной Римской империи Карла V, унаследовавшего короны четырех династий - Бургундии, Австрии, Кастилии и Арагона; к его наследникам позднее перешло также господство над Венгрией, Чехией и Португалией - и это не считая громадных колониальных владений в Америке (где как раз в это время испанские конкистадоры захватывали необъятные земли вновь открытого материка), в Африке и Азии. С императорским титулом было связано приобретение огромного престижа - даже вне прямой связи с реальной властью, которой обладал глава Священной Римской империи. Этот традиционный престиж сам по себе являлся немалым фактором в борьбе Габсбургов за гегемонию в Европе.
Карл V внешне мало походил на того мощного, полного решимости гиганта на коне, каким его рисовали льстившие ему художники. Это был уродливый маленький человечек с прыщеватой кожей и всегда полуоткрытым ртом - физический недостаток, который он скрывал под короткой бородкой. Из склонностей императора современники отмечали прожорливость, которая даже побудила папу в виде любезности освободить императора от поста перед причастием и которая привела к ранней подагре. Это дополнялось пристрастием к рыцарским романам, героем которых он себя воображал, да еще любовью к цветам и хоровому пению.
Укрепление императорской власти было для Карла V не только целью, но и средством к достижению заветной мечты о создании вселенской монархии - наследницы Древнего Рима или империи Карла Великого. Карл V сознательно пытался придать своей империи «наднациональный» характер, не подчеркивать ее испанскую основу и связь своих планов создания универсальной монархии с кастильской традицией крестовых походов против мавров. Поэт - современник Карла V и участник войн против Франции - Эрнандо де Асуна так определял эту программу всемирной монархии: «Один монарх, одна империя и один меч». Добиваясь избрания германским императором, Карл V в доверительном письме формулировал возможности, которые появятся у него в результате приобретения этого титула: «Мы сможем совершить много добрых и великих деяний. И не только сохранить и защитить владения, дарованные нам богом, но и в огромной степени увеличить их, таким путем обеспечивая тишину и спокойствие христианского мира, поддержание и укрепление святой католической веры, которая является нашей главной основой». А канцлер императора Меркурио Гаттинара неоднократно повторял, что Карл наделен верховной властью над миром, поскольку он «был помазан на царство самим богом, предсказан пророками, вознесен в проповедях апостолов, санкционирован рождением, жизнью и смертью нашего Христа Спасителя». Вскоре после избрания Карла на германский престол в 1519 году Гаттинара писал ему: «Ваше величество, ныне, когда господь щедро наградил Вас, возвысив над всеми другими христианскими королями и князьями до такой степени могущества, которым доныне обладал только ваш предок Карл Великий, Вы твердо стоите на пути к универсальной монархии, к тому, чтобы подчинить весь христианский мир одному пастырю»3. Гербом Карла были геркулесовы столбы - путь Европы к заморским странам; девизом - plus ultra - «все дальше».