Вековые конфликты
Шрифт:
Той же ночью герцог Норфолк был арестован и отправлен в Тауэр, где сначала пытался все отрицать, но потом, почувствовав, что полной покорностью, может быть, удастся спасти жизнь, начал давать показания. Одновременно, правда, он попытался переслать на волю приказ сжечь его шифрованную переписку. Это оказалось лишь на руку Берли. Письмо было перехвачено. Слуги Норфолка под пыткой выдали место, где хранилась эта переписка с шотландской королевой. А дабы убедиться, что ничего не утаено, их поместили в Маршалси, где они попали на попечение Уильяма Герли, продолжавшего карьеру «тюремного святого». Проходимец сумел превратить репутацию мученика в настоящую золотую жилу.
Теперь можно было предъявить обвинение и Джону Лесли. Берли мудро учел, что этот чревоугодник и поклонник прекрасного пола (злые языки приписывали ему троих незаконных детей) не станет упрямиться, если ему прозрачно намекнут, что он будет не первым католическим епископом,
Как позднее Фальстаф в шекспировской драме, епископ счел, что лучшая черта храбрости - благоразумие. Лесли решил также, что глупо делать дело наполовину. Он сообщил все, что знал об участии Марии Стюарт и герцога Норфолка в подавленном католическом восстании, о планах нового восстания - теперь в Восточной Англии, о намерениях захватить Елизавету. Более того, Лесли объявил, что Мария Стюарт принимала прямое участие в убийстве Дарнлея. Но и это еще было не все. По уверению Лесли, ему было доподлинно известно (хотя этого не знал никто другой), что шотландская королева отравила своего первого мужа Франциска II и пыталась таким же путем избавиться от Босвела. Затем Лесли, как духовное лицо, написал ей длинное письмо, где наряду с отеческими увещеваниями содержался совет уповать на милость королевы Англии. А чтобы этот документ не оказался единственным, Лесли составил и льстивую проповедь в честь Елизаветы. «Этот поп-живодер - страшный поп!»4 - яростно вскричала Мария Стюарт, получив епископское послание.
Однако Джона Лесли теперь могло беспокоить только одно - как бы английское правительство не поддалось соблазну и в обмен на лидеров католического восстания, укрывшихся в Шотландии, не выдало его сторонникам партии короля Якова, от которых епископу не приходилось ждать пощады. Но и здесь дело устроилось без угрозы для драгоценной особы почтенного прелата. Освобожденный от забот о своей грешной плоти, Лесли мог уже с философским спокойствием наблюдать из окна за казнью герцога Норфолка, который 2 июня 1572 г. был обезглавлен в Тауэре. Лесли даже не утаил своего мнения, что участь герцога вряд ли была бы лучшей, если бы ему удалось жениться на Марии Стюарт.
«Заговор Ридольфи» закончился казнью Норфолка. Дон Герау Деспес попытался было организовать покушение на Берли, но вскоре должен был покинуть Англию. А епископ Лесли после освобождения из Тауэра отправился во Францию. Там его ждали новые подвиги ради блага многих лиц - королевы Елизаветы и Филиппа II, французского короля Генриха III и римского папы… Словом, на пользу всякого, кто, как надеялся почтенный епископ, мог бы обеспечить его достойной пенсией и добиться возвращения земель, конфискованных у него в Шотландии. А так как цели всех этих лиц были, как правило, прямо противоположными, то Лесли неоднократно уличали в занятии двойным шпионажем, в воровстве и подделке государственных бумаг и во многих других, столь же «похвальных» деяниях.
Роли и маски
Четыре века прошло со времени «заговора Ридольфи». Как персонажи и комедии масок, все герои этого не во всем ясного эпизода застыли в раз и навсегда закрепленной за ними роли. Историки в зависимости от их политических симпатий искали различные краски для характеристики поступков основных действующих лиц, находили слова осуждения или похвалы. Однако, как бы ни рисовалось поведение участников знаменитого заговора, это не меняло ролей, которые традиция отводила им в этой исторической драме. Традиция же целиком основана на официальной правительственной версии. И, оказывается, достаточно усомниться в некоторых из почитаемых за факты деталях, чтобы тот или иной из персонажей предстал в совершенно новом свете, а это неизбежно повлечет смещение представлений о роли и всех остальных действующих лиц трагедии - и Марии Стюарт, и Норфолка, и Ридольфи, и увертливого епископа Росса, и первого министра лорда Берли.
За такое переосмысливание взялись ученые отцы-иезуиты. Взялись исподволь, с характерными для них двойственностью предпринимаемых действий и утаиванием истинных намерений, прикрытием подлинных целей благовидными мотивами. Апологетическая работа началась почти столетие назад, а позднее к ней подключились и светские историки. В числе поднявших еще в конце XIX века вопрос о подлинности некоторых из католических заговоров времен Елизаветы был историк Д. Г. Поллен, изложивший свои сомнения в журнале «Мане». В этом его отчасти поддержал известный исследователь елизаветинской эпохи М. Юм в книге «Измена и заговоры». Еще одним из сомневающихся стал Л. Хикс, опубликовавший в 1948 году статью «Странное дело
Конечно, историки «Общества Иисуса» отлично понимали, что в их исследованиях с самого начала будут подозревать двусмысленность и сознательное искажение истины. Поэтому они заранее парировали это недоверие ссылками на то, что речь идет об очень давнем прошлом, переставшем возбуждать враждебные страсти, особенно и нашу эпоху, когда господствует равнодушие к религии и различные христианские церкви научились терпимо относиться друг к другу. И здесь же лукавые отцы как бы мимоходом подкидывают мысль, будто успехи протестантской Англии породили два с лишним столетия религиозных раздоров, о предотвращении которых, оказывается, только и думали просвещенные умы католицизма, истинные гуманисты… вроде нашего знакомца Джона Лесли, епископа Росса! Ученые-иезуиты стремились представить дело так, что их работы продиктованы полным беспристрастием и бескорыстным стремлением к истине, к научной оценке традиционных исторических догм. Один из них даже сослался при этом на известное замечание философа Фрэнсиса Бэкона: «Кто начинает с уверенности, кончает сомнениями, но если он готов начать сомнением, то кончит уверенно стью».
Ученые ордена отлично понимали, что ныне уже мало кто заинтересован в отстаивании традиционной версии. Они попытались провести свое освещение известных событий под флагом характерной для современной буржуазной науки тяги к перетолкованию («реинтерпретации») истории, как правило, в реакционном духе, сыграть даже на страсти к сенсации. Эта школа историков явно стремится использовать неверие, возникшее во многих общественных кругах на Западе, в реальность преступлений, которые инкриминировались обвиняемым в государственной измене. В XX веке во многих странах слишком часто такие процессы были лишь более или менее ловко организованными судебными инсценировками, при которых вымышленные обвинения в подготовке заговоров и в связях с вражескими государствами являлись предлогом для расправы с политическими противниками и способом сокрытия действительных преступлений самих реакционных сил против интересов народа и страны. Вот на родившемся в результате этого скептическом отношении к официальному истолкованию процессов о государственной измене и задумали сыграть с присущей им ловкостью историки-иезуиты для протаскивания своей контрабанды. «Стало своего рода модой, - отметил профессор Эдинбургского университета Г. Доналдсон, -- утверждать, что все католические заговоры… были сфабрикованы английским правительством»2. Несомненно, что такой тезис не выдерживает критики. Изображение римского престола как жертвы махинаций просто противоречит здравому смыслу, особенно если учесть массу бесспорных данных о политике папства, о его ставке на перевороты и убийства, производившиеся к вящей славе божьей по всей Европе.
Тем не менее если отбросить апологетику, то иезуитские попытки возвеличивания святой церкви, основанные на привлечении материалов многочисленных архивов ряда западноевропейских стран, достигают неожиданно действительно полезного научного результата. Этими стараниями приоткрывается кое-что из истории английской разведки, являвшейся в елизаветинское время орудием тех сил, которые выступали против католической контрреформации.
При изучении истории английской секретной службы важно установить, в какой мере ее агентам удавалось проникнуть в тайное воинство контрреформации, использовать промахи и некомпетентность, тщеславие и неоправданный оптимизм его эмиссаров, чтобы не только разоблачать чужие планы, но и направлять вражеские заговоры в русло интересов британского правительства. Одними из способов достижения этих целей были засылка провокаторов и превращение в шпионов-двойников некоторых из пойманных вражеских лазутчиков. На эти мысли наводят исследования иезуита Фрэнсиса Эдвардса, относящиеся к «заговору Ридольфи», - «Опасная королева» (Лондон, 1964 г.) и «Чудесная случайность. Томас Говард, герцог Норфолк и заговор Ридольфи, 1570 - 1572» (Лондон, 1968 г.). Эдварде делает одно справедливое замечание: имея дело с источниками, освещающими историю английской разведки и тайной дипломатии XVI века, надо помнить, что авторы писем постоянно учитывали возможность перехвата их корреспонденции. Во множестве случаев эти письма сопровождаются одной и той же, хоть и по-разному редактируемой, фразой о том, что одновременно с вручением депеши адресату привезший ее честный и верный человек сообщит то, что нельзя доверить бумаге. Кроме того, на письмах оставлялось специальное место - в нижнем правом углу, куда заносилась особо важная или опасная информация. Потом этот треугольник справа отрывался и уничтожался, даже когда остальная часть письма сохранялась. Иными словами, историку приходится в лучшем случае иметь дело с документами, из которых изъята наиболее важная часть информации. Нечего говорить о том, что угроза перехвата почты и вероятность того, что бумаги попадут в чужие руки, заведомо вынуждали сообщать в оставшейся части донесений ложные, сбивающие с толку известия.