Вековые конфликты
Шрифт:
Вековой конфликт привел к усилению политического значения эмиграции. Спасаясь от преследований, французские гугеноты переселялись в Швейцарию, Англию, а позднее - в Голландию. В Нидерландах католики бежали из северных провинций в южные, занятые испанскими войсками, а протестанты - из южных в северные. Так же обстояло дело в Германии, где соседствовали протестантские и католические княжества. Англию в середине XVI века, но время правления Марии Тюдор, покидали протестанты, а на протяжении долгого правления Елизаветы - католики. Одновременно в Англии стремились укрыться от инк-иизиции беглецы из Италии, Португалии и даже Испании.
Английская эмиграция приобрела определенное влияние при дворе Филиппа II и испанских наместников в Нидерландах. Эмигранты поставляли кадры для испанской разведки, становились деятельными участниками заговоров с целью покушения на королеву Елизавету, всячески стараясь ускорить прямую конфронтацию между Испанией и Англией,
Особое значение имела эмиграция для поддержания иязи лагеря контрреформации с католическим меньшин-етном в протестантских государствах. Большой объем раз^ ие/п л нательной информации, поступавшей в Мадрид в конце XVI и первые годы XVII веков из Англии, служит показателем и разветвленности этих связей, и полезности их I точки зрения интересов и планов испанского двора. Стоит добавить, что очень многое в этих связях и поныне ос-тиется неизвестным. В бумагах одного из главных руководителей испанского шпионажа в эти годы - Хью Оуэна - Имеется, например, туманная ссылка на «некоторые пись-м.1, полученные от различных лордов и многих других ведущих персон, которые дали обязательство предоставить себя и свое состояние в распоряжение Его величества н Его светлости (т. е. испанского короля и его наместника ¦¦ Южных Нидерландах.
– Авт.), как только к тому представится возможность»7. Оуэн слов на ветер не бросал, а кто были эти «лорды» и «ведущие персоны», так и остается неразгаданным.
Заключение мирных договоров нисколько не ослабили размаха тайной войны. Среди бесчисленных заговоров эпохи, имевших локальные и ограниченные по своему значению цели, выделяются те, успех или неуспех которых мог привести к коренному изменению в соотношении сил лагерей, столкнувшихся в вековом конфликте. Выше уже упоминались некоторые из таких заговоров, приобретавших международное значение. Другие из них относятся уже к годам после подписания мирных договоров Испании с ее двумя главными противниками и были направлены как раз против Англии и Франции, а не против продолжавших оставаться в состоянии войны с Испанией голландских «мятежников».
За спиной Равальяка
До заключения Вервенского мирного договора Испании с Францией в 1598 году и мирного договора с Англией в 1604 году контрреформация действовала открыто (в том числе и открыто заявляла о своем участии в тайной войне). Всеми имевшимися в ее распоряжении средствами она старалась помешать выходу Франции из векового конфликта, добиться вовлечения Англии в католический лагерь. После мирных договоров откровенное прокламирование этих целей стало невозможным, а к их достижению приходилось стремиться только методами тайной войны.
Генриху IV приписывают слова о том, что он не верит в три вещи: в невинность Елизаветы I, именовавшейся «королевой-девственницей», в полководческие таланты эрцгерцога Альберта, правителя испанских Нидерландов, и в то, что преемник короля Филиппа II - Филипп III - является добрым католиком. Действия главных сил контрреформации стали приобретать характер уклончивой неопределенности. Наиболее крайний лагерь - Габсбурги, папство, иезуитский орден - по-прежнему ставил непосредственной целью устранение Генриха IV, свержение Якова I, вступившего в 1603 году после смерти Елизаветы I на английский престол. А может быть, контрреформация примирилась, хотя бы временно, с создавшейся реальностью (известны даже ее намерения наладить какие-то формы сотрудничества с французским и английским дворами), но и не оставляя совсем планов продолжения конфликта в других частях Европы, и прежде всего в Германии.
Историки так и не дали однозначного ответа на этот вопрос. Причем не только потому, что либеральные и протестантские авторы прошлого века были пристрастны, несправедливы к католическому лагерю. И не потому, что клерикальные, особенно иезуитские, исследователи обшарили архивы Мадрида, Рима, Брюсселя и Вены, пытаясь доказать голубиную чистоту намерений габсбургских держав и римского престола, точнее, их голубиное миролюбие. Дело во внутренней двусмысленности самой политики этих держав, в ее многоликое™, связанной с воздействием противоречивых импульсов. Поэтому официальная дипломатия расходилась с дипломатией тайной, да и цели последней оказывались часто неясными и расплывчатыми. Одновременно в контригру противников католического лагеря входило порой намеренное приписывание ему самых агрессивных намерений (которые в любом случае было бы невыгодно раскрыть).
В числе сил, не признававших даже временных перерывов в борьбе, были иезуиты. И не случайно уже с 80-х годов прочно вошли в арсенал «Общества Иисуса» политические убийства. В мае 1582 года агент иезуитов Жан Хаурегви совершил неудачное покушение на Вильгельма
Пожалуй, наиболее показательным было отношение иезуитов к Генриху IV. Папа, как уже отмечалось, довольно скоро признал его, и сам Филипп II вынужден был сделать то же в 1598 году. Иезуиты должны были последовать примеру римского престола, но только внешне. Их не устраивали в Генрихе прежде всего не его очевидная религиозная индифферентность и даже не провозглашение им в Нантском эдикте 1598 года принципа веротерпимости. Иезуиты не могли допустить выхода Франции из векового конфликта, ее возвращения на путь борьбы против испанских и австрийских Габсбургов, что ранее, в первой половине XVI века, - по мнению «Общества Иисуса» - не дало возможности удушить Реформацию в колыбели. Временно пойти на мир с Генрихом IV могли Габсбурги, но не иезуиты. Орден нередко выступал большим поборником интересов Габсбургов, чем сами правительства Мадрида и Вены. А пребывание Генриха IV на французском престоле было несовместимо с целями иезуитов. Много или мало уступок получили бывшие гугенотские соратники Беарнца - не в этом дело. Главное заключалось в том, что при Генрихе IV Франция не просто исключалась из участников католического лагеря, она заведомо находилась в рядах его противников - вне зависимости от того, подкреплялось это или нет какими-либо договорами с протестантскими государствами. Поэтому иезуитские покушения на Генриха - не просто следствие католического фанатизма, как представлялось некоторым либеральным историкам. Это не было и плодом печального недоразумения, запоздалым отзвуком недавно окончившихся гражданских войн, как это изображали некоторые католические историки, пытавшиеся оправдать роль иезуитов в борьбе против «великого короля», имя которого в XIX веке стало знаменем французских роялистов. Речь шла не о религиозных войнах во Франции, являвшихся уже прошедшим этапом векового конфликта, а о его предстоящей третьей стадии, которую упорно, несмотря на все зигзаги в своей политической линии, готовило «Общество Иисуса».
Не менее 19 раз совершались покушения на жизнь Генриха IV. В него метили направляемые иезуитами кинжал и пуля. 27 декабря 1595 г. к королю, принимавшему придворных, подбежал какой-то неизвестный и попытался сразить ударом ножа в грудь. Убийца промахнулся - Генрих как раз в эту минуту наклонился, лезвие скользнуло по лицу и вышибло королю зуб. Покушавшийся Жан Шатель был орудием иезуитов - отцов Гиньяра и Гере. Гиньяра казнили, а иезуитов выгнали из Франции. Но через восемь лет, в 1604 году, Генрих вернул их во Францию и даже сделал одного из членов ордена - отца Коттона - своим духовником. Это лишь внешне примирило иезуитов с королем. Кому-кому, а им было отлично известно, что одновременно с переговорами о династических браках между Бурбонами и Габсбургами Генрих мобилизовывал все силы для противодействия мадридскому и венскому дворам - Англию, швейцарцев, немецких протестантских князей и голландских «мятежников». Если в какой-то момент орден и испытывал колебание - стоит ли продолжать с полной силой борьбу против бывшего еретика, занявшего французский престол, - то испанская политика, напротив, активизировалась. Испанский губернатор Милана граф Фуентес продолжал плести сети новых заговоров против Генриха IV. Он заявил в 1602 году агенту руководителя одного из таких заговоров маршала Бирона: «Первое дело - убить короля. Надо устроить это так, чтобы уничтожить всякие следы соучастия».
14 мая 1610 г., когда Генрих ехал в экипаже по узкой парижской улице, на подножку кареты вскочил коренастый мужчина и несколькими ударами кинжала смертельно ранил короля. Это был католический фанатик из Ангулема - города, сильно пострадавшего во время гражданских войн. Некоторые действия Жана-Франсуа Равальяка (так звали убийцу) напоминали поступки одержимого. Этот богатырского вида, тупой и мрачный детина с рыжей шевелюрой все время находился во власти религиозной экзальтации, был уверен в своей миссии осуществить божественное правосудие. Во время нередких галлюцинаций ему слышались трубные звуки, взывавшие к мести. Он жадно внимал проповедям, осуждавшим королевскую милость, оказываемую гугенотам; поглощал сочинения ли-геров, объявлявшие святым делом убийство антихриста на троне. Вероятно, к Равальяку приглядывались заранее, понимая, что придурковатый малый может послужить отличным орудием в умелых руках. Теперь же, после покушения, судьям очень не хотелось искать соучастников убийцы. Равальяк даже на эшафоте твердил, что не имел сообщников, но это доказывает лишь то, что он сам верил, будто действовал в одиночку.