Вексель Судьбы. Книга 1
Шрифт:
И вот уже свершается! Без малейшей боязни, легко приближаясь к верхним недоступным регистрам, Мария продолжает петь вольно, звонко и ярко:
Ла-ла-ла-ла-ля!
Ла-ла-ла-ла-ля!..
Ла-ла-ла,
ла-ла,
ла-ла-ла-ла-ла!..
Я хочу,
я хочу
танцевать
снова вальс!
«Ля» третьей октавы? Или, страшно подумать, — даже
А-а-а! Аа!
А-а-а! Аа!
Этот вальс танцевать!
Этот вальс только знать!
Этот вальс,
этот вальс,
этот вальс,
этот вальс!..
Я хочу
танцевать!
Танцевать
и летать!
Нет прекрасней судьбы,
Нет прекрасней мечты!
Ла-ла! Ла-ла!
Ла-а! Ла-ла!
Вот дирижёр, безусловно довольный работой голоса Марии, делает указание оркестру перейти на пианиссимо. Музыка отступает на задний план, и теперь уже только один чистый, серебряный голос творящей чудо певицы весело и торжественно врывается со сцены в замерший от напряжённого внимания зал:
И снова радости мотив
Несётся, всё опередив!
И вторит музыке небес
Прекрасный Венский лес!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
Ла-ла!
В этот момент дирижёр подаёт очередной знак, оркестр полностью замолкает, и Мария, счастливо и озорно глядя в прямо ему в глаза, завершает свой концерт на предельной, звенящей и сияющей высоте:
А-аа!
А-аа!
Пусть над миром
властвует
вечный гимн
Любви!
Закончив петь, Мария едва успела послать зрителям воздушный поцелуй и только намеревалась склонить голову в поклоне, как зал взорвался неистовой и безудержной овацией. Началось вставание с мест, послышались восторженные выкрики «на бис» и «браво». Седовласые, увешанные золотом наград фронтовики и их боевые спутницы, словно забыв о годах, аплодировали стоя, приветственно размахивали руками и громко выкрикивали слова восхищения. Кто-то увлечённо раскачивал головой в такт продолжающей греметь в ушах музыке, несколько человек самозабвенно пытались дирижировать воображаемыми оркестрами, а один старичок в матросской форме, словно ребёнок, то и дело восторженно подбрасывал вверх
На сцену хлынуло море цветов, и спустя каких-то полминуты Мария уже не могла держать их огромную охапку, цветы покорно ложились на рампу к её ногам, падали в оркестровую яму, в проход… Над рядами стоял плотный одобрительный гул и казалось, что на эти несколько минут все присутствовавшие напрочь позабыли о продолжающемся концерте и желали только одного — излить в адрес никому доселе неизвестной юной певицы, столь неожиданно и искромётно воскресившей страницы их далёкой молодости, свою приязнь, почитание и высшую степень похвалы.
Чтобы остановить овацию и дать возможность перейти к следующему номеру, вышколенный оркестр был вынужден негромко заиграть новую тему. Другая мелодия стала понемногу вытеснять продолжавшие звучать во взбудораженных головах аккорды Штрауса, и зал потихоньку начал успокаиваться.
Мария послала зрителям прощальный поцелуй, поклонилась и убежала со сцены. Вновь появились ведущие и не спеша, чтобы страсти окончательно улеглись, стали предварять следующее выступление.
Едва дойдя до гримёрной, Мария рухнула в кресло, и её тотчас же облепили друзья и многочисленные незнакомые люди. Вновь откуда-то стали появляться цветы, зазвучали восторженные голоса и бесконечные поздравления. Вбежал абсолютно сияющий Штурман, расталкивая локтями толпу поклонников:
— Ты — королева! Ты ещё даже не понимаешь, что ты натворила! Это полный фурор!
К Штурману пробился Петрович и почему-то взволнованно спросил о Президенте.
— Президент? А что Президент? Уехал? Да нет же, никуда он не уезжал и даже никуда из ложи не уходил, это кто-то обознался. Понравилось? Конечно, понравилось. Хлопал со всеми.
Затем к Марии подошёл какой-то незнакомый человек и, вручая очередной букет, сообщил, что по его мнению в финале она уверенно взяла ноту «ре» четвертой октавы. «Поздравляю вас, вы — вторая Мадо Робен! Готов лично рассмотреть любые ваши предложения!» — сказал незнакомец, целуя ей руку. Чуть позже Штурман пояснил, что незнакомец — музыкальный директор оперного театра, только что получившего колоссальный государственный грант на множество новых постановок.
В течение нескольких следующих минут пальцы Марии уже сжимали не менее двух десятков визитных карточек, пестревших именами всевозможных продюсеров, режиссёров и арт-директоров.
Зачем-то принесли шампанское. Мария одним глотком пригубила ледяную влагу вина, но затем отставила бокал и искренне попросила собравшихся остановить чествования. «Милые друзья, спасибо вам. Там продолжается концерт для ветеранов, и давайте сегодня будем чествовать именно их!»
Понемногу страсти, продолжавшие кипеть за сценой около получаса, улеглись, да и концерт вскоре начал подходить к завершению. В финале программы все выступавшие в нём артисты вместе выходили на поклон к публике и было заметно, что значительная часть симпатий снова достаётся Марии. Борису, наблюдавшему за этим из-за кулисы, показалось, что особое внимание зрителей его сестре уже начало вызывать у коллег по сцене ревнивое раздражение — отлично скрываемое за сияющими улыбками, однако принципиальное и стойкое. «Что ж, такова жизнь, — с довольной ухмылкой заключил Борис, — но в то же время жизнь и продолжается!».
Теперь надо было думать о том, как достойно со всеми распрощаться и покинуть концертный комплекс, не ввязываясь в неизбежные после подобного рода мероприятий пьянки и кутежи. Он хорошо понимал, что не будучи «закреплённым» во множестве повторов сегодняшний сногсшибательный успех его сестры во многом виртуален, и совсем скоро сделанные ей фантастические предложения, вроде обещаний партии в Метрополитен или контракта с Ла-Скала, скорее всего окажутся светским трёпом и начнут рассыпаться в прах.