Вексель судьбы. Книга 2
Шрифт:
Алексей немного подумал и ответил, что не имеет ничего против профессионалов банка Куртанэ, однако опасается, что оставаясь пассивным наблюдателем, он никогда не выучится финансовым премудростям. “Ведь можно любые годы провести рядом с музыкантом - однако пока сам не тронешь клавиши или струны, играть не научишься!”
— Хорошо,— ответил Шолле, разворачивая перед собой свежий номер Financial Times и загадочно улыбаясь.— Сегодня рынок деривативов отличается повышенной волатильностью, а только что завершившиеся азиатские торги демонстрируют растущий маржинальный разрыв между рыночными ставками хеджирования и динамикой бумаг сырьевых компаний, подтверждаемой их текущими субстантивными
Алексей вспомнил когда-то рассказанный отцом анекдотический случай, как в Совнарком из зарубежного торгпредства пришла телеграмма неподражаемого содержания, и решил воспользоваться её засевшей в памяти формулировкой:
— В этом случае мне придётся просить вас, Франц, оказать мне материальную помощь в форме подкрепления наличными без валютного покрытия в счёт взаиморасчётов! Считайте, что ваше предложение принято!
Алексей внимательно ознакомился с текстом договора и поставил свою подпись. Было решено, что драгоценная папка будет временно сохраняться в электронном сейфе в Монтрё, однако прежде чем её туда вернуть, Алексей позволил себе раскрыть папку и бегло ознакомиться с содержимым.
В папке находилось около сорока или пятидесяти различных документов. В основном это были долговые расписки, выписанные каллиграфическим почерком на гербовых бланках Lettre de Change [вексель (фр.)] или Obligation Convertible [конвертируемая облигация (фр.)] крупнейших французских банков, чьи имена в начала XX века были на слуху не в меньшей степени, чем марки папирос. Среди документов Алексей разглядел депозитную расписку Банка Англии и сертификаты на крупные пакеты акций французских концессий в Тонкине и Шанхае. Особо выделялся личный вексель, подписанный австро-венгерским императором Францем Иосифом и скреплённый особой накладной печатью со вставками из сусального золота. Если последний годился разве что для музея, то долговые сертификаты крупнейших банков своего времени очевидным образом продолжали жить в капиталах, обязательствах и прочих пассивах нынешних финансовых столпов.
— В этой связи есть ещё один важный момент, о котором я должен вас предупредить,— сказал Шолле Алексею, когда тот, сложив векселя обратно в папку, завязывал тесьму.— Финансовый мир достаточно консервативен, и поэтому для того, чтобы ваши решения не оспоривались, вы должны быть представлены определённому кругу его ведущих игроков.
— Что для этого от меня требуется?
— Пока ничего. Нобилитет периодически встречается в тех или иных закрытых собраниях, и я постараюсь добиться вашего приглашения на одно из них. Кстати - не желаете со мной пообедать? Уже много лет по четвергам я стараюсь обедать в рыбном ресторане на террасе Montreux Palace на Гранд Рю.
— Особенная кухня?
— Да, кухня выше любых похвал. Свежие окуни из Женевского озера, знаменитое шасла гран крю с неподражаемым ароматом мёда - что может со всем этим великолепием сравниться? Но открою для вас свой небольшой секрет. Главное состоит в том, что эти обеды - одна из немногих возможностей для меня относительно регулярно встречаться со своими родственниками. Ведь современная жизнь, как вы знаете, разделяет людей надолго, если не навсегда.
— Хорошая традиция,— согласился Алексей.— Только боюсь, что моё присутствие на обеде помешает общению с близкими людьми.
— Ни в коем случае - мы же встречаемся не для того, чтобы обсуждать вопросы быта! Всякий новый собеседник, особенно если он интересен и умён, сразу оказывается в центре внимания.
— Вы льстите
— Я проделываю это ровно в той же мере, что и вы. Но вот в чём я уверен совершенно - так это в том, что после всех испытаний мы обязаны отметить ваш успех!
По пути в утопающий в роскоши Montreux Palace Алексей подумал, что испытывает по отношению к Шолле сильную симпатию. Банкир импонировал своей приветливостью и внешней простотой, за которыми угадывались напряжённый собственный труд и желание обезопасить собеседника от ненужных проблем. Алексей также быстро понял, что отношение Франца к нему определённо выходит за рамки служебного этикета. Он решил, что не видит для себя причин противиться сближению с банкиром, и лишь осознание необходимости сохранять статус независимого партнёра вынуждает его пока что поддерживать между ними минимальную дистанцию.
Но очень скоро Алексей был вынужден признать, что тактичный и умный Шолле готов и эту призрачную дистанцию сокрушить и стереть в два счёта. Едва они устроились в глубоких белоснежных креслах за большим ресторанным столом, устланном ещё более белоснежной скатертью, как Алексей стал свидетелем явления, разом обрубающего чинную церемонность тихого и предсказуемого курорта миллионеров.
— Катрин, моя племянница!— произнёс Шолле, представляя совершенно неожиданно материализовавшееся с ним рядом юное и прелестное создание.
Алексей никогда не причислял себя к тем, кто может позволить открыто поразиться внезапно вспыхнувшей рядом женской красоте, однако здесь он ничего не мог поделать: ему загадочно улыбалась и весело глядела прямо в глаза его незабвенная первая любовь - фиалкоокая Елена из далёкой довоенной Москвы.
Сходство Катрин и Елены, образ которой он хранил в своей памяти до самых мельчайших деталей, было столь полным и всеобъемлющим, что даже вполне естественные для различных эпох и языков обертоны речи, оттенки движений и трепетность во взгляде показались ему неразличимыми ни на йоту.
“Такое абсолютное сходство не может быть исключительно внешним,— подумал Алексей,— стало быть, стало быть…”
Его сердце забилось от предвкушения фантастической встречи, в ретроспективе которой начали стремительно и убедительно получать объяснение все предшествующие события, и даже тянущаяся в дебри веков история только что обретённых сокровищ стала казаться чем-то вроде волшебной оси, призванной соединить разорванную связь времён…
Алексею стоило огромных усилий сохранить внутреннее спокойствие, хотя в полной мере скрыть жгучее волнение, немедленно охватившее всё его существо, у него не получилось. Вместо bonjour он неожиданно приветствовал Катрин на русском языке, и вопреки этикету первого знакомства едва не поцеловал протянутую для пожатия её маленькую и плотную ладонь.
Когда же все расселись и начал завязываться разговор - вначале, как всегда в подобных случаях, немного вымученный, но вскоре - всё более непринуждённый и даже с опережающим порой излиянием едва ли не стародавней дружеской открытости, Алексей постарался как можно тщательнее присмотреться к Катрин. И хотя он всячески маскировал своё внимание праздной болтовнёй или сетованиями на запрет курения даже благороднейших сортов табака, девушка не могла не заметить его особого к ней интереса.
Когда Катрин вступала в разговор, отвечая на вопросы дяди о неких родственниках или комментируя реплику Алексея о том, что Швейцария не только географически, но и в остальных отношениях является моделью идеального устройства мира, он ещё раз смог убедиться, что умопомрачительное сходство Катрин с Еленой - не наваждение, а постоянная и живая реальность.