Вексель судьбы. Книга 2
Шрифт:
— Я всё-таки был неправ, был неправ… Напрасно я погорячился. Зря…
— Нисколько не зря,— ответила Катрин, спокойно глядя Алексею в глаза.— Если ты поступил так - значит, ты должен был так поступить. Всё хорошо. Tout va bien!
Но Алексею показалось, что он видит в синих глазах Катрин не беспристрастный взгляд, а чрезмерную о нём заботу. И тогда мысль, что его поступок будет вызывать отныне скрытое сожаление, незамедлительно сделалась нестерпимой.
— Катрин, если ты хочешь меня успокоить и пожалеть - пожалуйста, не делай этого. Я сам за всё отвечу.
Произнеся
— Не надо выключать,— попросила Катрин.
— Почему?
— Сегодня суббота.
— Суббота? Почему суббота?
— Потому что вчера была пятница. А в субботу свет не гасят. Субботний день - для размышлений и покоя.
— Да, конечно,— вспомнил Алексей,— это же ведь древний иудейский обет. Ты его соблюдаешь?
— Я стараюсь это делать, когда есть возможность.
— Но когда мы заходили с тобой в горную часовню на Пийонском перевале, я подумал, что ты - христианка.
— Трудно сказать. Отец говорил, что я должна всегда придерживаться христианского поведения, тем более что оно мне во многом близко. Хотя, конечно же, христианка я очень несознательная и далёкая от всего церковного. Ведь сегодня в Европе религия - давно не вера, а просто дань традиции и отчасти стиль жизни, который ты выбираешь достаточно свободно.
— А тогда как же суббота?
— Христианам, как известно, тоже не зазорно отмечать субботу наряду с воскресным днём. А поскольку мои родители, да и все предки, были караимами, я стараюсь хоть в чём-то по возможности соблюдать нашу древнюю традицию. Тем более что мама незадолго до того, как разбилась вместе с отцом в автомобильной катастрофе, отчего-то очень просила меня не забывать о наших старых заповедях. Хотя бы свет не гасить по субботам.
— Извини, я не знал… Конечно же, я не стану ничего выключать.
— Спасибо, что ты понимаешь.
— Не за что благодарить. Ведь если положить руку на сердце, то событие, в честь которого празднуется суббота, для большинства людей, включая христиан, значительно ближе и понятнее того, которое отмечается на следующий день. Сотворённый Всевышним мир - это, как ни крути, данность, а вот воскресение Иисуса настолько фантастично, что большинство людей воспринимают его, в общем-то, как красивую легенду.
— Не знаю,— ответила Катрин, чуточку смутившись.— Однако я уверена, что люди, которые просто верят в высшую справедливость и стараются по мере сил творить добро, не будут осуждены Богом за неправильное исповедание. И в этом смысле наша древняя традиция мне особенно близка.
— Из всего, что я был наслышан о караимах, помню лишь, что их чрезвычайно мало и что значительная их часть когда-то проживала в России.
— Совершенно верно. Если бы мой прадед в своё время не уехал из Москвы, то дядя Шолле продолжал бы носить нашу старую фамилию Шоль.
— Невероятно!— произнёс Алексей, направляясь к креслу, чтобы присесть.— Совершенно невероятно…
— А что караимов мало -
— Значит, у тебя, Катрин, наши корни? Не могу поверить! Что ж ты не рассказывала об этом мне раньше?
— Не рассказывала потому, что рассказываю сейчас!— рассмеялась Катрин, присаживаясь в кресло напротив.— Хотя, конечно, мне самой об этом известно крайне мало. Знаю, например, где работал мой двоюродный прадед, которого звали Симон Шоль. Это здание в центре Москвы должно было стать первым небоскрёбом, если б городские власти не запретили хозяину строить выше восьми, кажется, этажей. Я даже сверялась по Google Maps, где оно стоит и сейчас - это место между страшной Лубянкой и рекой, ближе к реке.
— Ближе к реке? А этот дом именовался не Centre des Affaires [Деловой центр (фр.) - Алексей имел в виду наиболее близкий перевод русского названия “Деловой Двор”]?
— Кажется, да.
— А фамилия у хозяина была не Второв?
— Точно, Второв. Так это, стало быть, тот самый Второв, имя которого вчера упоминали в разговоре…
— Интересно. Тогда, выходит, что ваш Симон покинул Россию после революции и здесь основал свой нынешний род?
— Да, моя бабушка, она же мама Франца, родилась в деревне под Женевой в 1923 году. Но в России у Симона осталась незамужняя сестра, которую с началом революции он в целях безопасности отправил вместе с другими родственниками куда-то за Урал. Я знаю, что в двадцатые годы он пытался их разыскать и для этого даже несколько раз с кем-то встречался в советском посольстве в Париже. Но у него так ничего и не получилось.
— К сожалению, это типичный случай для того времени. Сотни тысяч человеческих связей оборвались в те годы навсегда.
— Это правда, но шансы у него всё же были. Ведь сестра была не простой домохозяйкой, а оперной певицей.
— Тогда действительно странно. Советская власть относилась к артистам весьма лояльно.
— Она, правда, пела в небольшой частной опере, которая закрылась. Кажется, это была опера господина Зимина.
— Зимина?
— Да. В своё время я интересовалась всеми этими вещами, много искала и читала в интернете.
— Опера Зимина, опера Зимина…— медленно выговаривал Алексей, не опуская запрокинутой головы.— А у этой вашей сестры, то есть двоюродной прабабушки, могли быть дети?
— Конечно. Она была на три года моложе Симона. Если она пережила революцию, то она просто не могла не выйти замуж. Ведь мне рассказывали, что она была женщиной удивительной красоты.
— Да, она была женщиной удивительной красоты,— неожиданно согласился Алексей, приподнимаясь из кресла и глядя прямо в широко раскрытые глаза Катрин.— Даже тяжёлая болезнь не изменила её. И столь же прекрасной была её дочь, которую звали Еленой.