Вексельное право
Шрифт:
Я снова рассказал историю «Голланда».
– Царство небесное! – лесник поскреб затылок. – Оно и верно: еслив куплено – от энтакова чуда и впрямь в себя пальнешь. Кто же у нас такой пакостник завелся? Башку б отвернуть ему!..
Я не объяснил, кто «пакостник», и направил стопы еще к одному нашему охотничьему авторитету – инженеру Туренко.
Тот, увидев ружье, обрадовался, как родному.
– Батюшки, светы!.. Он!.. Честное слово – он!.. Молодой человек, ружьецо-то – мое!.. То есть, простите, – было моим!.. Мне его один красноармейский комиссар презентовал – большой душевности был человек!.. Он этот штуцерок в Крыму завоевал, в павильоне
– Никакого боя у него нет, – сказал я угрюмо.
– Еще бы!.. Откуда и быть бою!
После этих разговоров понятие «интуиция» перестало мне казаться только мистическим анахронизмом, дошедшим до нас по наследству от пещерных предков.
Утки же улетают за тридевять земель, а возвращаются прямехонько к месту рождения, без компаса.
Лошадь в самый страшный буран – выходит в деревню.
Человек обладает даром предчувствия.
Чутье, догадка – вот она, интуиция. И никакой тут мистики. А великокняжеское, то бишь царское, ружье меня, кажется, ведет верным путем. Теперь о прежней предвзятой любовной версии мне уж и вспоминать не хотелось. Теперь можно было сделать кое-какие новые неоспоримые выводы:
1. Замечательное с виду, но никуда негодное ружье до перехода в руки Андреева находилось в руках Кружилина.
2. Андреев был в доме Кружилиных своим человеком.
Кружилин не нэпман, но приторговывает: почему бы ему не использовать Андреева в качестве комиссионера-подручного?
И все это казалось вполне вероятным, обоснованным. Значит, Володя Андреев был замешан в какую-то, по-видимому, темную историю…
Но и вокруг этой новой гипотезы был туман. Туман, туман… Я уже подумывал: не выехать ли самому в Энск, разыскать там милейшего Евгения Александровича и…
Нет, нет: для ареста оснований мало.
Ну, подделал надпись на ружье, пытался сбыть подделку за оригинал – это в торговом мире считается закономерным… Теперь не восемнадцатый год, и за торговлю антикварией не привлечешь: торгуй, сделай милость, укрепляй государство, продавай золотишко зубодерам и всяким любителям – и никаких арестов!
Только… только почему же они все врут? И мадам Кружилина врет, и дантист Петр Петрович врет… Старушка – домохозяйка Андреевых сказала на повторном допросе, что никогда не было посещений Володиной квартиры мадам Кружилиной. Может, и эта врет?
Опять думы, думы… Но никаких больше интуиций: на этой стадии расследования только – логика!
Однако логика пока не выручала, а делать разные перекрестные допросы и очные ставки не хотелось: могут совсем уйти в себя, замкнуться, и тогда – пиши пропало!..
В эти часы раздумий выручила меня знакомая
Лелечка сияла:
– Здравствуйте!.. Поздравьте: меня в комсомол все же приняли!
– Поздравляю, поздравляю, Леля Золотухина. А как же папа-нэпман?
– А он вовсе не нэпман, оказывается?.. Знаете, как я рада! Сегодня скажу этой гордячке Соньке Кружилиной: что, взяла? А на дружбу с ней мне – наплевать!
– А разве Софья Кружилина вернулась аз Энска? – удивился я.
И пришло время удивиться Золотухиной:
– Из какого Энска? Никуда Софья не уезжала, с чего вы взяли? Они в деревне Мочище живут, на даче… И мы там же, рядышком. И часто ездим в город вместе на моторке.
– Гм… А Сонина мама живет там же?
– Елизавета Петровна? Да разве вы не знаете – Елизавета Петровна не мама Сонькина, а мачеха, а до того была замужем за этим толстым дураком Гриневичем… Ну, зубной врач… Нет, Елизавета Петровна сидит в городе: боится квартиру оставить. У них добра много…
– И поддерживают знакомство все трое? – снова подивился я.
– А что ж?.. Гриневич – страшный богач, перед ним все заискивают…
– И Кружилин дружит с прежним мужем своей жены? Чудеса!
– Никаких тут чудес нет… все они – сволочи! Вы о Кружилине и Гриневиче… поговорите с моим папой: он многое расскажет.
– Обязательно, Золотухина, обязательно. А вы, девушка, не могли бы подготовить к этому разговору вашего папашу?
– Папка у нас на курорте. Скоро приедет… Ну, до свиданья. Пойду дам телеграмму ему. Обрадуется, что дочь теперь полноправная стала. А Соньке – вот! – Она сделала длинный нос из десяти пальцев и исчезла.
Я стоял пораженный: новость! Почему же я не догадался обо всем этом поговорить с подругой Софьи Кружилиной раньше, раньше?..
Дачное сельцо Мочище – двенадцать верст от города, и дорога лесная; так роскошно пахнет там медоносными цветами, что я не удержался: приткнул велосипед к березе и повалился в траву. Смотрел в синее-синее, бездонное небо и курил…
Так-с… следовательно, к прежним догадкам добавились новые открытия…
Очень может быть, что Елизаветой Петровной, назвавшей мне Гриневича, руководила не растрепанность чувств женщины, застигнутой внезапным вопросом следователя… А что же? Что? Озлобленность: прежний муж и падчерица. Несмотря на семейную идиллию, есть основания думать, что Елизавета Петровна Кружилина и Петр Петрович Гриневич не испытывают друг к дружке нежных эмоций… А падчерица Софья – она и есть падчерица! Почему бы не повесить на ее шею жернов любовного обмана жениха?.. Да, верно: почему нет?.. Что Гриневич на тридцать лет старше Софьи – не резон: мало ли лысых брюханов-«любителей»!.. Но самое любопытное, что обнаружился новый обман мадам Кружилиной – оказывается, никуда не уезжала Софьюшка!.. Решительно Софья начинала мне нравиться: умная девица!.. Только забыла, что шило из любого мешка вылезет!..
Она вышла меня встретить за калитку палисадника, будто знала, что я приеду, и у меня мелькнула мысль о Золотухиной: вероятно, уже посекретничала…
Пока Софья читала мое служебное удостоверение, я разглядывал ее наивнимательнейшим следовательским взором: да, хороша, черт побери! Зря Олечка сказала презрительно: «Только коса да глаза»… А разве этого мало, чтобы влюбиться? Глаза огромные, голубые, такие же бездонные, как небо. Коса, русая, русская коса, мало не до пят… Руки – я вспомнил красивейшие руки Евгения Александровича!