Веласкес
Шрифт:
Дон Пачеко поддерживал в своем доме образцовый порядок и чистоту. Стены были тщательно выбелены известью, пол устлан искусно сделанными коврами из разноцветной соломки; роскошная мебель из лимонного дерева с инкрустацией из перламутра и слоновой кости украшала большую приемную и гостиную.
В одной из восточных комнат располагался кабинет хозяина. Вдоль стен стояли длинные шкафы красного дерева. Там бережно хранились прекрасные книги — труды многих ученых мира. Тщательно была подобрана библиотека по искусству. Ведь Пачеко был художником, страстным почитателем Высокого Ренессанса, поэтом и искусствоведом.
Дон Пачеко, по природе очень мягкий и деликатный человек, встретил своих гостей у входа в патио.
— Мой дом к
Пока отец и падре говорили хозяину о цели своего прихода, Диего осматривался. Патио казался ему огромным залом, над которым искусный художник, не пожалевший бирюзы, нарисовал небо. От фонтана посредине дворика веяло прохладой. Стены были увиты розами. Мальчик подошел к фонтану. На дне водоема, искусно выложенного разноцветными камешками, плавали диковинные шелкоперые рыбки. Диего наклонился, чтобы лучше рассмотреть рисунок под водой, и неосмотрительно нажал грудью на узорчатую решетку. В тот же миг у него прямо из-под ног вырвались и ударили вверх тоненькие струйки. Фонтан был с «сюрпризом». Отряхнув рукава своего черного камзольчика и оправившись от смущения, мальчик решился оглянуться на взрослых. Он увидел, как все встали и, обернувшись к дверям, которые вели из патио в дом, почтительно склонили головы перед входившей доньей Марией де Парамо, женой Пачеко. Рядом с нею шла девочка такого же возраста, как и Диего, казавшаяся миниатюрной копией своей красавицы матери.
Донья Мария несла навстречу гостям на серебряном подносе высокие бокалы, доверху наполненные студеной водой.
— Испейте воды в нашем доме, кавалеры. Вода прямо из источника, чистая и холодная, прозрачная как слеза [8] .
Дон Пачеко обернулся к мальчику.
— Подойди сюда, Диего. Я хочу познакомить тебя с нашей Хуаной. Надеюсь, вы будете друзьями.
Диего не отрываясь смотрел на маленькую черноволосую красавицу. Ее волосы, искусно завитые в частые локоны, тяжелой шалью ложились на плечи. Казалось, крутани она головою, и зазвенят, отскакивая друг от друга, тугие их кольца. Алая роза в волосах подчеркивала белизну лица. Но прекраснее всего были глаза. Окруженные длинными густыми ресницами, огромные и продолговатые, как темно-синие маслины.
8
Вода считалась и считается в Испании изысканным напитком. Ею угощают гостей в знак уважения.
Девочка присела в глубоком реверансе. Диего, наконец, опомнился, отвел назад правую руку со шляпой и низко поклонился. Пораженный красотою маленькой королевы, как он мысленно назвал свою новую знакомую, мальчик и не подозревал, что через пять лет, превратившись в красивейшую девушку, она станет его женою.
Побеседовав с Диего и просмотрев его рисунки и картины, принесенные слугою, дон Пачеко, опытный и внимательный учитель, сразу увидал в них то, что остальным суждено было видеть спустя годы. Великое будущее ждало юного художника. Уже сейчас он никому не подражал, а шел своей дорогой. Конечно, мастерство его было далеко не совершенным. Но ведь он совсем мальчик! Дон Пачеко решил: пусть Диего вначале просто ходит к нему в дом, присматривается, привыкает. А потом они с доном Хуаном заключат контракт, где и изложат условия учебы и обязательства обеих сторон.
Прошло несколько месяцев. Диего прижился в доме Пачеко. Он глубоко привязался к своему новому учителю. 27 сентября 1611 года Пачеко опять принимал гостей. На этот раз целью визита дона Хуана Веласкеса было узаконить пребывание Диего в мастерской Пачеко. По контракту, подписанному в присутствии отца Саласара, дон Франсиско Пачеко был обязан обучать мальчика своему искусству, ничего
Дон Пачеко принадлежал к числу образованнейших людей своего времени. Он считал, что художнику мало одного лишь таланта и отработанного стиля. Настоящему мастеру нужно знание жизни. Много работая сам, он и других умел привлечь к делу. Ученики его школы отличались прилежностью и хорошим вкусом. Уже несколько лет дон Франсиско трудился над большой книгой «Искусство живописи в древности и его величие», где не только излагал свое отношение к искусству, но и, стараясь быть объективным, показывал состояние современной ему испанской живописи. День ото дня вносил он туда новые записи, наподобие записей дневника, за которые потом благодарные потомки воздадут ему должное.
Как и говорил отец Саласар, в так называемой «академии» Пачеко собиралось весьма интересное общество — выдающиеся представители искусства, литературы и науки. Частыми гостями были здесь писатель Мигель Сервантес, юрист-ученый Родриго Каро, поэт Луис Велес де Гевара, приезжие художники, из Мадрида, и местные, из Севильи, поэт, художник и теоретик искусства Пабло Саспедес из Кордовы и многие другие. На вечера приходил покровитель Пачеко Фернандо Энрикес де Рибера герцог де Алькала.
Долгими вечерами в доме велись оживленные споры. То было время, которое два столетия спустя назовут в истории «золотым веком» испанского искусства.
Более всех нравился Диего подвижный и пылкий дон Сервантес, чью книгу он принял с таким восторгом. Дон Мигель всегда был буквально набит необыкновенными новостями. Занимаясь прозаическим и хлопотливым делом, связанным со сбором и закупкой в Севильской округе для казны зерна, он успевал писать стихи и даже участвовал в состязаниях поэтов. На одном из турниров его удостоили высшей награды. Приз состоял из трех серебряных ложек! Друзья журили его за то, что он отвлекается по мелочам. В ответ на это Сервантес смеялся и твердил, что «делает все для большей славы своей правой». Ведь левую руку он потерял в битве испанцев с турецким флотом при Лепанто.
Каждый день приносил все новые утешения дону Пачеко. Он радовался, глядя на старание своего любимого ученика. Часто, отложив в сторону манускрипт Леонардо да Винчи, он брался за перо, чтобы поделиться радостью с бумагой: «Не считаю ущербом учителю хвалиться превосходством ученика (говорю только правду, не больше), ничего не потерял Леонардо да Винчи, имея учеником Рафаэля, Иоре Кастель Франко — Тициана, ни Платон — Аристотеля… Я пишу это не для того, чтобы хвалить данное лицо …более для возвеличивания искусства живописи». У него были все основания писать так.
Однажды в книге Пачеко появилась запись о том, как молодой художник пригласил в свою мастерскую крестьянского мальчика и заплатил ему за то, чтобы тот позировал. «Он изображал его в разных видах и позах, — писал дон Пачеко, — то плачущим, то смеющимся, не останавливаясь ни перед какими трудностями. Он сделал с него не одну голову углем с пробелкой на голубой бумаге, а и многие другие натуры, чем приобрел уверенность в искусстве портрета».
Изо дня в день учитель, охотно признавший превосходство ученика, передавал ему свои навыки и опыт, накопленный в течение целой жизни. Он учил его подбирать холст для полотна, советовал отдавать предпочтение плотным зернистым саржевым холстам, сотканным из пряжи льняного волокна. «Косое», диагональное переплетение нитей давало холсту своеобразную фактуру, приятную для живописи. Кроме того, он отличался прочностью и стойкостью к атмосферным воздействиям и температурным колебаниям. Картина, выполненная на нем, сохранялась длительное время.