Величайшие загадки XX века
Шрифт:
Однако вскоре после доклада начальника техуправления флота Иванова о том, что крен подходит к критическому, Пархоменко разрешил свести часть моряков, не занятых борьбой с водой, на берег. По кораблю пошла по–разному понятая личным составом команда, поданная вахтенным офицером Лаптевым: «Прибывшим с других кораблей и не занятым борьбой за живучесть — построиться на юте!» Эту запутавшую многих на линкоре команду (замечу, что ее двусмысленность спасла многих, успевших выйти наверх) из-за того, что внутрикорабельная трансляция работала не везде, смогли передать в нижние, наглухо задраенные помещения корабля, в основном голосом и по телефонам внутренней связи, на что ушло немало времени. Матросы, старшины и офицеры стали выходить наверх через узкие люки и горловины внутренних помещений,
Но тут накренившийся корабль как-то странно дернулся, немного выпрямился, потом снова резко накренился на левый борт. Погас свет… Крен продолжал стремительно нарастать. Плотные шеренги моряков, стоявших в строю на юте в ожидании подхода баркасов, стали скатываться в воду, в темноту с уходившей из-под ног палубы… А сверху, с надстроек и башен, начали сваливаться со своих штатных мест и со страшным грохотом падать на стальную палубу зенитные установки, оборудование, арматура… Срывавшиеся в воду и катившиеся по кренящейся палубе предметы калечили и убивали попадавших под них людей.
В 4 часа 14 минут линкор «Новороссийск» опрокинулся на левый борт и, задержавшись в таком положении на какие-то мгновения, вдруг быстро перевернулся вверх килем, подняв вокруг себя завесу из водяной пыли, образованную брызгами и струями воздуха, с шипением выходившего из его внутренних помещений. В момент переворота из груди множества людей, оказавшихся в воде возле корабля, при виде накрывавшей их затемненной стальной махины, вырвался глухой тысячеголосый, отчаянно–страшный крик ужаса. Потом все стихло. Судьбу каждого вершил теперь роковой или счастливый жребий…
Начался второй акт трагедии.
То, что происходило в воде возле перевернувшегося корабля, трудно описать. Но самое страшное при этом творилось у его кормовой части. Даже те счастливцы, которым повезло и которым удалось спастись, выбравшись из морской пучины, не могли впоследствии толком передать то, что происходило с ними и на их глазах. Моряки, только что стоявшие в тесном строю на палубе, сваливались с корабля на головы своих товарищей, не успевавших отплывать… В воде они, одетые в бушлаты и матросскую робу, в обуви, образовывали живое скопище барахтающихся, цеплявшихся друг за друга людей. Многие из них, особенно те, кто не умел плавать или плавал плохо — а это были в основном бывшие солдаты из нового пополнения, — быстро тонули, затянутые в глубину моря отяжелевшей от воды одеждой, нередко при этом захватив с собой тех, кто был рядом. В этой человеческой каше даже те, кто умел плавать, не могли вынырнуть на поверхность после падения с высоких надстроек и бортов линкора. К тому же многих накрыл широченный корпус перевернувшегося корабля. Других затянули на дно мощные потоки воды, хлынувшей внутрь корпуса корабля, третьи разбивались об поднявшийся из воды острый бортовой киль…
Люди нечеловеческими усилиями старались удержаться на поверхности и освободиться от мокрой одежды. Если это им удавалось, то из таких моряков — как правило, хороших пловцов, успевших еще и вовремя поддержать тонувших соседей, — создавались связки, особенно, если кому-либо из них при этом удавалось ухватиться за какой-нибудь плавающий предмет, упавший с корабля или брошенный со спасательных баркасов и катеров. Эти связки из нескольких и даже многих моряков, которые поддерживали в воде друг друга, помогали им продержаться до подхода спасательных средств. Но и такие группки, перегруженные ослабевшими, растерявшимися, не умевшими плавать людьми, порой рассыпались… Некоторые выплывшие на поверхность моряки взбирались на огромное оставшееся на плаву днище корабля, раздирая при этом руки и босые ноги в кровь об острые наросты ракушек на обшивке. Но это были мелочи, главное — спаслись!
Спасатели, подоспевшие на плавсредствах, руками и отпорными крюками доставали людей из воды, перемешанной с мазутом; бросали им все,
Высшие флотские чины, прибывшие на линкор, тоже оказались в воде. Почти всем им удалось спастись. Вице–адмирала Пархоменко подобрала одна из спасательных шлюпок и доставила на Графскую пристань, откуда он, промокший и полуодетый, добрался до штаба флота — докладывать о случившемся в Москву.
Тем временем моряки, взобравшиеся на днище перевернувшегося линкора, а также те, которые находились на подошедших спасательных судах, стали различать внутри полупогруженного в воду корпуса «Новороссийска» частые беспорядочные стуки. Это могли делать только живые люди — те, кто не смог выбраться из стальных отсеков линкора! Их отчаянный стук во многих местах огромного корпуса нарастал, сливаясь в сплошную дробь…
Об этом немедленно доложили командованию. Так у тех, кто оказался в «воздушных мешках», образовавшихся в некоторых внутренних помещениях корабля, появился шанс на спасение. Но на деле этот шанс обернулся третьим — последним актом разыгравшейся драмы, самым трагическим…
Часам к 10 утра 29 октября положение корпуса перевернувшегося линкора стабилизировалось. Погружение приостановилось, и корабль (его кормовая часть возвышалась на 2—3 метра над водой) как бы обрел новую ватерлинию. Большой объем сжатого воздуха, находящегося в его задраенных по–боевому помещениях и отсеках, позволял надеяться, что моряки, попавшие в смертельную ловушку, выживут. Слушать их мольбы о помощи и бездействовать в ожидании приказов «сверху» было выше человеческих сил, и моряки со спасательного судна «Бештау», руководимые капитан–лейтенантом И. Г. Малаховым, бросились туда, где стуки различались очень близко, — к кормовой оконечности днища.
Междудонное пространство корпуса здесь, в районе дизель–электростанции № 4, было сравнительно тонким и располагалось близко к наружной обшивке. Его стали прорезать автогеном, проделав отверстие, через которое вскоре по очереди вышли семь моряков. Этот успех окрылил спасателей. Были предприняты и другие попытки прорезать обшивку днища в тех местах, откуда слышались стуки, но они ни к чему не привели — из прорезей со свистом выходил лишь воздух…
Не хочется, но приходится рассказывать об этом — о том, как можно, сделав одно благое дело, потом, по неведению, натворить такое, что оно многократно перечеркнет не только все содеянное, но и принесет еще большую беду… Как оказалось, из-за этих не до конца продуманных и слишком поспешных действий были обречены на гибель многие десятки моряков, ждавших помощи. Это произошло прежде всего из-за того, что работа спасательных судов не была должным образом организована, не координировалась и, по существу, не управлялась растерявшимся руководством Черноморского флота.
Вскоре из-за выхода воздуха из «воздушных мешков» еще удерживавшаяся на поверхности воды кормовая часть линкора стала медленно погружаться. Запоздалые попытки заварить прорези и приспособить для создания воздушного подпора один из отсеков списанной подводной лодки — «малютки» со шлюзовой камерой, с помощью которой можно было, приваривая его поочередно в разных местах днища, прорезать обшивку без опасения стравить воздух внутри корпуса линкора, ничего не дали.
В ходе спасательных работ применялся проходивший испытания на флоте опытный образец прямой разговорной звукоподводной связи. С его помощью с полдня 30 октября была установлена связь — к сожалению, односторонняя — с оказавшимися в западне, но еще живыми моряками. По этой связи в последние мгновения перед погружением корпуса линкора в воду было слышно, как моряки, находившиеся в чреве корабля, прощаясь с жизнью, пели «Варяга»…