Величайший торговец в мире
Шрифт:
Хафид уверенно закивал. Он почти не слушал своего господина, мысленно он уже видел себя в Вифлееме.
Патрос положил руку на плечо юноши и тихо произнес:
— До тех пор, пока ты не возвратишься, я никого не буду ставить на твое место. Если ты посчитаешь, что душа твоя не лежит к профессии торговца — смело возвращайся сюда. Не переживай, я охотно пойму твои чувства. Несоответствие какой-либо профессии — не позор. Нет никакого стыда в том, что ты попробовал что-либо сделать, но у тебя ничего не получилось. В этом случае упрекнуть тебя может лишь тот, кто сам никогда и ничего не пытался сделать самостоятельно. После твоего возвращения я подумаю, как еще можно помочь осуществлению твоих тщеславных мечтаний.
Хафид низко поклонился и поднялся, чтобы уйти, но старый торговец остановил его, давая понять, что разговор еще не закончен.
— Сын мой, — продолжил он, — ты начинаешь новую жизнь, так послушай еще одно наставление и никогда не забывай его. Оно поможет тебе преодолеть все препятствия на пути, сколь бы непреодолимыми они поначалу не казались.
— Какое наставление, мой господин, вы хотите еще дать мне? — спросил Хафид.
— Если ты изначально настроен на успех и тверд в своем стремлении добиться его, не останавливайся перед преградами, какими бы они ни были, — проговорил Патрос и,
— Понимаешь ли ты смысл моих слов, сын мой?
— Да, мой господин.
— А хорошо ли ты запомнил мои слова?
— Да, — ответил Хафид. — Я тверд в своем стремлении, и никакое препятствие не остановит меня.
Глава четвертая
Хафид отодвинул недоеденный кусок хлеба и принялся раздумывать о своей горькой судьбе. Четыре дня дал ему Патрос на то, что бы продать плащаницу. Завтра этот срок истекает. Три дня провел Хафид в Вифлееме, но так и не смог продать одну-единственную плащаницу, ту самую, которую он с такой гордостью и уверенностью в своих силах принял от старшего караванщика. Она и сейчас лежит, завернутая в узелок, возле его мула, оставленного в пещере, находящейся недалеко от постоялого двора… Хафид не слышал разговоров сидящих за столами людей, он был слишком погружен в свои мысли. Недоеденный ужин лежал рядом. Юношу одолевали сомнения, столь знакомые всем торговцам со времен начала мира. “Почему отказываются слушать меня? Чем мне привлечь их внимание? Почему многие закрывают двери, прежде чем я успеваю сказать им хоть слово? Почему, когда я останавливаю прохожих и начинаю предлагать им плащаницу, они отворачиваются и спешат от меня прочь? Никто даже не заинтересовался моим товаром, или, действительно, жители здесь настолько бедны, что не могут позволить себе купить даже самое необходимое? Да-да, многие и в самом деле не могут купить плащаницу. Как же другие умудряются торговать здесь? И почему, когда я подхожу к закрытой двери очередного дома, меня охватывает какой-то непонятный страх. Как мне преодолеть его? А может быть, я запрашиваю слишком высокую цену, другие торговцы предлагают такие же плащаницы дешевле? Недовольство собой, даже презрение к себе, все глубже захватывало Хафида. Его злила собственная неспособность продать, по сути, очень нужный всем товар. Хафид засомневался. Теперь он уже не был уверен в правильности выбранной им профессии. Уже не раз он всерьез задумывался над тем, чтобы все бросить и вернуться к прежнему спокойному житью погонщика верблюдов. Там он какие-то жалкие гроши все-таки зарабатывал. Сейчас же он только растрачивал те скудные средства, что дал ему с собой Патрос. Хафид уже и не мечтал о том, чтобы получить какую-нибудь прибыль с плащаницы. Он был бы рад просто вернуться к каравану без нее. Даже в таком случае его первую попытку стать торговцем признали бы удачной. Как там Патрос назвал его? — Юным воином? Хафид криво усмехнулся. “Тоже мне воин нашелся”, — подумал он. На какое-то мгновение ему страшно захотелось обратно, к своим животным. Внезапно мысли его обратились к Лише. Он вспомнил и ее, и ее грозного неумолимого отца, Калнеха, и все сомнения Хафида разом улетучились. Поскольку денег у него осталось совсем немного, то он из экономии твердо решил сегодня спать в горах. Но еще тверже он решил завтра же продать плащаницу. Очень скоро это решение переросло в абсолютную уверенность. Он будет так красноречиво говорить, что все просто заслушаются и обязательно купят у него плащаницу, причем за хорошие деньги. Торговать Хафид начнет рано, сразу на рассвете. Он станет возле городских ворот, там самое подходящее место, и всем подряд будет предлагать плащаницу. Через ворота проходит очень много людей, продаст Хафид плащаницу довольно быстро, если не сразу, то до полудня — уж точно. А к вечеру он будет въезжать на Оливковую гору с серебряным денарием в кошельке. Воображаемая картина настолько захватила Хафида, что он почувствовал, что уже продал плащаницу. Радость осветила лицо Хафида, и он с жадностью набросился на еду. Он вспомнил о своем наставнике, представил, как тот обрадуется его появлению. А узнав, как выгодно Хафид продал плащаницу, Патрос будет доволен и горд своим приемным сыном. Нет, Хафид не опозорится, он выполнит поручение Патроса и докажет, что и он способен быть удачным торговцем. Конечно, Хафид понимал, что для продажи одной-единственной вещи четырех дней даже очень много, но это только начало. Патрос научит его продавать значительно быстрее, за три, а то и за два дня. А со временем он станет таким умелым, что хоть за час сможет продать несколько плащаниц. И вот тогда-то к нему и придет настоящая слава.
Хафид покинул шумный постоялый двор и направился к пещере. Морозный воздух покрыл траву тонкой корочкой льда, и она жалобно похрустывала под сандалиями юноши. Хафид решил не ехать в горы, а остаться ночевать в пещере, рядом с мулом. А завтра, и Хафид знал это совершенно точно, у него будет самый счастливый день. И хотя он понимал теперь, почему все торговцы так спешат обойти стороной этот злосчастный городишко, ему обязательно должно повезти. Несмотря на то, что все другие торговцы недобрым словом отзывались о вифлеемских покупателях, Хафид вспоминал слова торговцев с улыбкой. Он думал, что если Патрос много лет назад продавал здесь сотни плащаниц, то уж одну из них продать, несомненно, удастся. Хотя кто знает… За столько лет здесь многое могло измениться. С другой стороны, Патрос и в молодости был великолепным торговцем. Подходя к пещере, Хафид вдруг увидел, что внутри горит свет. Насторожившись, он ускорил шаг. Возможно, в пещеру забрался один из местных воришек. Приготовившись к схватке, Хафид вбежал в пещеру через выбитый в известняке вход. Он ожидал увидеть там подлого вора, пытающегося унести заветный узелок, но вместо этого глазам его предстало совершенно иное зрелище. Прежде же всего, очутившись в пещере, Хафид почувствовал, как злость его улетучивается, уступая место странному умиротворению. Привыкнув к тусклому свету, он застыл в изумлении. В небольшой расщелине в стене стояла маленькая свеча. В ее тусклом свете едва угадывались незнакомые лица бородатого мужчины и молодой женщины. Дрожа от холода, они сидели, тесно прижавшись друг к другу. У ног их, в выдолбленном камне, куда обычно погонщики насыпали корм для скота, спал младенец. Хафид инстинктивно почувствовал, что младенец только что родился, — красненькая кожица его была еще очень-очень морщинистой. Чтобы защитить малыша от холода, мужчина и женщина накрыли его своими одеждами, но они были такими ветхими, что их не хватило закутать всего ребенка — головка малыша оставалась открытой. Увидев Хафида, мужчина виновато улыбнулся и кивнул. Женщина же посмотрела на юношу полным тревоги взглядом
После нескольких минут мучительных колебаний наш будущий торговец, ни слова не говоря, направился к своему мулу. Отвязав дорожную суму, он достал из нее заветный узелок. Мужчина и женщина с недоумением следили за действиями Хафида. Тот развязал узелок и достал плащаницу. Даже в слабом свете крошечной оплывшей свечи Хафид сразу разглядел знак Патроса и знак Толы. За три дня, проведенные в Вифлееме, Хафид изучил плащаницу наизусть, он знал каждый узор на ткани, каждую ниточку. Это и не удивительно — сколько бесплодных часов провел он с плащаницей в руках. Плащаница была поистине великолепной, такая может прослужить своему владельцу не один десяток лет. Хафид закрыл глаза и вздохнул. Затем он снова оглядел мужчину и женщину и подошел к спящему малышу. Он снял с него сначала одежду отца, а затем матери и вручил ее им. И мужчина, и женщина продолжали недоуменно смотреть на юношу. Тот же развернул драгоценную плащаницу и неожиданно мягкими заботливыми движениями запеленал в нее малыша. Не успел остыть поцелуй матери младенца на лице Хафида, как он вывел своего мула из пещеры. Юношу поразило, что в такой поздний час возле пещеры светло как днем. Хафид посмотрел на небо и увидел звезду, сияющую таким необыкновенно ярким светом, что пришлось на миг зажмуриться. Пораженный, он смотрел на звезду до тех пор, пока из глаз не потекли слезы. Затем, уныло опустив голову, Хафид направился к дороге на Иерусалим, туда, где стоял его караван.
Глава пятая
Понурившись и стараясь не замечать ослепительной звезды, освещающей его дорогу, Хафид направлялся к своему каравану. Ехал он очень медленно, недоумевая и поражаясь своим действиям. Что заставило его поступить так глупо, ведь он не знал людей, что сидели в пещере. Почему он отдал им плащаницу, вместо того, чтобы попытаться продать ее? Что Хафид скажет Патросу, да и всем остальным? Да они, услышав его рассказ, покатятся со смеху. Не плохо для начала карьеры торговца — отдать первому встречному доверенную тебе ценную вещь. И что это за странный младенец был в пещере? Хафид мучительно придумывал какую-нибудь правдоподобную историю, чтобы можно было обмануть Патроса. Уж очень не хотелось юноше рассказывать правду, признаваться, что так постыдно опростоволосился. Может быть, ему стоит выдумать историю о том, что его ограбили разбойники? Подойдет так же и рассказ о краже плащаницы из сумки, привязанной к мулу, пока Хафид отсутствовал. Только поверит ли Патрос во все эти байки? Хотя, может и поверить; сейчас по дорогам разгуливает много разбойников. Ну а если и поверит, чем упреки в небрежности лучше обвинений в неумении торговать? Очень уж скоро, как показалось Хафиду, он ступил на знакомую тропинку. Отсюда ехать оставалось совсем уж недолго. Вот и Гефсиманский сад, отсюда до каравана рукой подать. Хафид спешился и, стараясь оттянуть момент тяжелой встречи, поплелся за мулом. Вдруг Хафид заметил, что вокруг него светло как днем. На мгновение сердце его наполнилось радостью. Но стоило неудачливому торговцу подойти к каравану и увидеть Патроса, как радость сменилась отчаянием. Патрос стоял у своего шатра, восхищенно глядя на небо. Хафид остановился неподалеку, втайне надеясь, что господин не сразу увидит его. Но ожидания юноши не оправдались.
Патрос подошел к Хафиду и заговорил. Юноша уловил в голосе господина почтение.
— Ты пришел из Вифлеема?
— Да, мой господин.
— И тебя не испугала эта удивительно яркая звезда, что все время вела тебя?
— Звезда? — переспросил Хафид, пожимая плечами. — Да я и не замечал ее.
— Не замечал?! — удивился Патрос. — С тех пор, как я увидел эту звезду, а взошла она над Вифлеемом почти два часа назад, я не свожу с нее глаз. Никогда в жизни не видел я звезды ярче и красивей, чем эта. И все это время, пока я слежу за ней, она движется от Вифлеема к нашему каравану. Посмотри, она светит прямо над нами. Ты остановился, и звезда на небе замерла.
Патрос внимательно посмотрел на лицо юноши.
— Скажи, сын мой, не случалось ли с тобой в Вифлееме чего-нибудь странного? — спросил он. — Может быть, ты был свидетелем какого-нибудь необычного события?
— Да нет, мой господин.
Старый торговец нахмурился и задумчиво проговорил.
— Никогда в моей жизни не было столь поразительной ночи, подобной этой. Сегодня все очень таинственно — и этот неугасимый свет, и эти переполняющие меня чувства.
Хафид виновато заморгал.
— Мне тоже никогда не забыть этой ночи.
— О, вижу, что все-таки с тобой произошло нечто необыкновенное! Да, а почему ты вернулся так поздно?
Хафид продолжал молчать. Старый торговец подошел к мулу и похлопал по сумке.
— Она пуста! Ну, наконец-то, хоть одному моему торговцу повезло. Пойдем же в мой шатер, и там расскажешь мне, как тебе это удалось. Уж если богам угодно превратить ночь в день, то мне до утра не заснуть. Может быть, ты раскроешь мне тайну звезды, что сопровождала тебя все это время?
Больше думая не о звездах, а о своих земных делах, Хафид побрел вслед за Патросом в шатер. Там Патрос опустился на мягкую подушечку, и, закрыв глаза, приготовился слушать рассказ Хафида. Волнуясь и сбиваясь, тот долго говорил о своих злоключениях в Вифлееме. Хафид рассказал обо всех, кто отказался разговаривать с ним, и об оскорблениях, нанесенных ему. С особым негодованием он поведал о том, как один горшечник выкинул его из своего дома, а римский солдат швырнул в лицо Хафиду плащаницу только за то, что юноша не захотел сбавить цену. Несколько раз Патрос начинал сочувственно кивать. И вот наступил момент, когда Хафид, запинаясь, еле слышным голосом начал описывать сомнения, что охватили его в тот момент, когда он сидел на постоялой дворе.
К удивлению юноши, Патрос вдруг прервал его.
— Хафид, прошу тебя, перескажи мне все, что ты думал, каждую свою мысль и ту последовательность, в которой они к тебе приходили.
Когда Хафид, насколько мог, вспомнил и пересказал все, что он передумал. Патрос произнес:
— Но какая же мысль развеяла твои сомнения и придала уверенности? Почему ты все-таки решил дождаться рассвета и продолжать свои попытки? Что подтолкнуло тебя к этому?
Хафид на мгновение задумался и твердо ответил: