Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны

Звягинцев Василий Дмитриевич

– А давайте подойдём да спросим, – вдруг предложил Лютенс. – Чего нам? Сразу всё понятно будет. Если и не из «другой России», так всё равно ещё чего узнаем…

Американца мысль о «параллельной России» совсем даже не напрягала. Во-первых, разведчик должен быть готов сохранить самообладание в самой невероятной, по обывательским меркам, обстановке, а во-вторых, Лерой ещё в молодости читал и Пола Андерсона, и Айзека Азимова, достаточно хорошо представлял, о чём речь идёт. Фантастика-то она фантастика, но, пусть и вопреки Оккаму, способна объяснить очень многое.

– Можно и подойти. Почему и нет, народ и армия едины… – согласился «прапорщик».

Все они, затеявшие этот разговор, и ещё человек пять заинтересовавшихся, не долго думая, двинулись вперёд, не дожидаясь даже, пока на

перекрёстке загорится красный для машин, идущих по Арбату. Ничего, пропустят.

Лютенс хотел было присоединиться к группе, да вдруг расхотелось что-то. А он привык доверять своим эмоциям и инстинктам. Этим-то мужикам всё равно, терять нечего, и никто им ничего не сделает, а вот если кто-то из непонятных бойцов (или осуществляющий их оперативное сопровождение) заинтересуется Лероем, можно неслабо залететь… Может быть, он и так уже давно «под колпаком» или «на крючке». Чёрт его знает, но в этой стране всеобщего бардака и коррупции иностранные агенты тем не менее попадаются в лапы «кровавой гэбни» с вызывающей удивление систематичностью, даже и документы имея вполне надёжные, вплоть до прикрытия думскими мандатами, и спецподготовку, для столь расхристанной страны даже избыточную….

То ли наследие сталинизма, когда каждый следил за каждым и бдительные пионеры пачками препровождали американских парашютистов «куда следует» [92] , то ли генетическое, за тысячу лет отшлифованное свойство «нутром» угадывать «чужих», что по крови, что по убеждениям, и реагировать автоматически. Как в известной блатной песне тех же сталинских лет поётся, о том, как американский шпион предложил уголовникам выкрасть «советского завода план»: «Советская «малина» держала тут совет, советская «малина» врагу сказала – нет! Потом его мы сдали стрелкам НКВД, с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде». Шутки шутками, а так ведь оно примерно и обстоит. По крайней мере, на уровне «простого народа». А ведь там враг предлагал ворам «фунты, франки и жемчуга стакан».

92

Всё это тщательно и подробно описано в книжках из серии «Библиотечка военных приключений», малоформатных, с косой полоской и увлекательной картинкой на обложке. Издавались в таком оформлении до 60-х годов. Потом дизайн, да и содержание сильно изменились.

Тем более Лютенс не имел ни малейшего представления, как сумели столь блестяще сработать «на опережение» российские спецслужбы, пусть небольшая их часть, но непонятным образом сохранившая все прошлые умения и навыки. И это при том, что почти всё их руководство давным-давно превратилось не в воровскую малину даже, а просто в банку, куда некий любитель острых ощущений накидал без счёта ядовитых тарантулов, скорпионов и сольпуг. Не просто бессмысленно-злобных, но ещё и корыстолюбивых, чего в мире насекомых не бывает.

Вся эта братия, снедаемая противоположными чувствами – честолюбием и трудно представимой даже в Риме эпохи упадка жаждой наживы, погрязнув в финансовых махинациях, запутавшись в связях с криминалом и уже просто не понимая, кто есть кто, от кого брать деньги можно и нужно, а кого пора немедленно травить или отстреливать, смертельно боясь при этом, что кто-то из друзей-соперников успеет первым перетянуть на свою сторону Президента и начать «новый тридцать седьмой год», с восторгом откликнулась на приглашение поучаствовать в государственном перевороте. Эта идея, как казалось, решала сразу все проблемы сразу у всех. Финансовые, карьерные, всякие.

А взаимные счёты, которые никуда не делись и деться не могли, пока эта публика продолжала физическое существование, причём на свободе, а не в «мрачных горах Акатуя», предполагалось решить по принципу оппозиционеров семнадцатого года, от крайне правых до крайне левых: «Сначала свергнем самодержавие, в союзе хоть с чёртом, хоть с дьяволом, а потом посмотрим».

Да, в семнадцатом и полусотне следующих лет посмотрели, всякого насмотрелись. И теперь снова – либералы, «демократы

ельцинского призыва», коммунисты из самых упёртых, анархисты, педерасты, православные хоругвеносцы и скинхеды словно бы слились в едином порыве – свергнуть вот эту «продажную и антинародную» власть. Посты в будущем правительстве были поделены, и о будущем «парламентском» устройстве власти договорились. В точно рассчитанный момент была дана команда «штурмовым отрядам», и совершенно неожиданно последовал мгновенный и страшный разгром. Тут же, меньше чем за сутки, «сдулся шарик» объединённой оппозиции, остались только обслюнявленные цветные ошмётки, а на перекрёстках стоят бронетранспортёры, по которым никто не стреляет из окон домов и проезжающих автомобилей. А сейчас бы, как в Ливии или Сирии, тысячу-другую обкуренных боевиков выпустить на улицы в сопровождении сотни пикапов с КПВ, ДШК, РПГ и «Стингерами» – где сейчас президентская команда была бы? Только раньше надо было это сделать, перед тем, как людей за Президентом посылать. И ничего ведь практически не стоило: «Зубры» любой приказ бы выполнили, да при поддержке контингента, который они, по легенде, должны были охранять! [93]

93

Подразделения «Зубр», созданные для вооружённого захвата власти, формально считались спецназом Управления исправительно-трудовых учреждений (здесь – ГУИТУ, ранее – ГУЛАГ, у нас сейчас – ФСИН).

Почему никогда в этой стране не получается, как намечено, ни в ту, ни в другую сторону?

И словно бы со стороны прозвучал в голове Лютенса издевательский ответ: «Потому что сие знаменует гармонию природы». Откуда это, к чему?

Разведчик оглянулся, и на глаза ему вдруг попалась девушка на мотоцикле, стоящая у бордюра, опершаяся о него длинной ногой в потёртой и застиранной джинсе и ковбойском сапоге с заклёпками и имитацией шпор. Выше – тоже всё как надо – куртка-косуха, на руках кожаные перчатки без пальцев, шлема нет, длинные волосы собраны в тугой конский хвост. Довольно симпатичное лицо по здешним меркам, по американским – Анджелина Джоли пополам с Николь Кидман, Шерон Стоун. Или кто там сейчас у двадцатипятилетних считается недостижимым в обычной жизни идеалом? Современное американское кино Лютенс знал плохо. Русское – лучше.

Лицо у девицы, как и положено байкерше, – загорелое и обветренное, выражение иронично-пренебрежительно-вызывающее, нижняя губа чуть оттопырена, глаза прищурены. Но смотрит при этом на патрульные БТР и всё происходящее вокруг с истинным интересом, не позирует, поскольку приятелей по клубу рядом нет, а мнение остальной части человечества ей безразлично.

Мотоцикл хорош, хотя и не из самых крутых. «Кавасаки – Спорт-турист ZZR 400», движок четырёхцилиндровый, полсотни лошадей. По городу спокойно можно гонять по 100–120 км/ч, а больше и не надо, да днём и не получится.

То, что нужно – осенило Лютенса. Прямо сейчас подойти, познакомиться, он этому хорошо обучен, срывов практическим не бывало. Девица его не интересовала, не то время, чтобы на уличные флирты размениваться, а вот как средство передвижения… И для маскировки хороша.

Сделав два щелчка своим «телефоном», в данном случае в функции фотоаппарата, вслед отправившимся разговаривать с патрулём мужикам, с трансфокатором сняв БТР, бойцов, их форму и автоматы, Лютенс, на секунду отвернувшись и прицепив на карман куртки бейджик «Пресса. «Коммерсантъ», подошёл к девице, боясь только одного – газанёт сейчас, не дав произнести те несколько фраз, после которых уже никуда не денется – и поминай как звали.

За эти секунды он, подобно артисту-трансформатору, сменил имидж, не прибегая ни к гриму, ни к любым другим техническим ухищрениям. И сразу из утомлённого нетрезвого работяги превратился в этакого рубаху-парня, «знающего жизнь», но явно интеллигентного рода занятий. В советское время кинорежиссёры любили такой типаж на роли геологов, капитанов торгового флота, начальников сибирских райотделов милиции. И был он теперь не «нетрезвым», а – «слегка навеселе», а это, как всякий понимает – совсем разные вещи.