Великан
Шрифт:
Эванс развернулся и посмотрел на указатель топлива. В запасе ещё несколько минут, потом их сменит другая группа палубных F2G и продолжит забаву. Они дождутся прилёта B-36. Это ещё одна цель их барражирования над городом — подавлять все зенитки, которые рискнут выдать себя. Но немцы сидели на удивление тихо и не дёргались. Хотя, учитывая случившееся ранее, удивительного ничего нет. Пилотам перед вылетом рассказали, что сделали бомбардировщики. Все примолкли. Лётчики привыкли сеять смерть пятидюймовыми ракетами и пятисоткилограммовыми бомбами, им нелегко было представить бомбы, равные десяткам тысяч тонн взрывчатки. Они разрушали не
Лейтенант догадывался, что немцы отчаянно пытались связаться с теми, кто уничтожает их дом. Понятно, сегодня в него никто стрелять не будет. Даже на берегу зенитки молчали. С левой стороны появились «Горький плод» и «Укус змеи». Они только что закончили «штурмовать» Ситэ [62] , разбив столько стёкол, сколько получилось. Правила были строгими — стрелять можно только в ответ или если зенитку увидите. Поэтому можно позабавиться. Грохот двигателя и ударная волна на бреющем полёте разносили вдребезги всё хрупкое. Эванс принял как очевидное, что кто-то проведал Нотр-Дам. Скорее всего, Джим Хэмнер на своём «Подстрекателе». Он почему-то ненавидел организованной религию.
62
Исторический центр Парижа.
Похоже, демонстрация удалась. Он и Брим сейчас летели над Монмартром. Хотя «над», пожалуй, было преувеличением. Улицы опустели, только повсюду блестело битое стекло и валялись обломанные ветки деревьев. Когда они проносились буквально на уровне крыши, оттуда им махала руками какая-то девочка. Эванс в ответ покачал крыльями, а потом потянул ручку на себя, чтобы перепрыгнуть поперечные здания в конце улицы. Теперь промчаться над Елисейским дворцом и повернуть домой.
На подходе к Парижу, FV-1 «Дева Мэриан II», эскорт B-36H «Парад Победы»
Какой же он огромный. Не просто большой. Большим был B-29. А B-36 — огромный. Гигантский. Но отнюдь не медлительный. Когда они встретили его над побережьем, бомбардировщик летел на высоте тринадцати с небольшим километров, и «Колымагам» пришлось его догонять. Они заняли место в ордере, и тут B-36 внезапно дал газу и оторвался. Потом вежливо подождал, пока истребители его вновь нагонят. А затем начал поворот. Истребители не могли так же маневрировать в разрежённом воздухе без потери скорости, они остановились. В конце концов B-36 прекратил над ними издеваться. Форман попытался отомстить, сделав бочку у него на виду — подразумевая, что настолько огромный самолёт неспособен даже начать такой манёвр.
— Попробуйте-ка, — сказал он. «Парад Победы» ответил:
— А так можешь?
Несколько минут ничего не происходило, и Форман спросил, что они делают.
— Летим с двумя заглушенными двигателей, — прозвучал ответ.
Но забавы остались позади. Здесь бомбардировщик уже не мог фокусничать. Длинные крылья, благодаря которым он мог летать так высоко, теперь создавали излишнее сопротивление и тормозили его. У сопровождения добавилось забот — внизу «Парад Победы» был уязвим. Двигатели работали на пределе, только чтобы поддерживать
— Держи дистанцию, флотский. Мы вас любим, но ближе лучше не подходить. Позади у нас сильная турбулентность.
Форман покачал крыльями и принял в сторону. Его эскадрилья осуществляла ближнее прикрытие. Последняя линия обороны «Парада Победы» на случай, если прорвутся вражеские истребители. Другие выдвинулись вперёд и по флангам, чтобы перехватить противника заранее. Были и другие палубные машины, включая новые «Пантеры». Они подошли после того, как закончили штурмовку. Как только расползлась новость о необычном рейде одиночного B-36, всем захотелось обеспечить его беспрепятственный пролёт.
По пути к точке встречи с «Парадом Победы» Форман пролетел над тонущей развалиной «Шайло», и слышал переговоры возвращающихся бомбардировщиков. Авианосец погиб, обеспечивая им возможность удара, и они это понимали. Лейтенант решил, что это зрелище как-то повлияет на дальнейшие действия. Не знал, как именно, но по крайней мере экипажи САК будут знать о цене, уплаченной другими, чтобы они могли выполнить свою задачу.
— Эй, малыши, я встаю на боевой курс, — это был «Парад Победы». Форман нажал тангенту.
— Принято, большой. Будем держаться поодаль. Удачи.
Париж, Елисейский дворец, салон «Марат»
У окна стояли маршал Петэн, президент Франции, маршал Гамелен, министр обороны и маршал Перно, министр внутренних дел. Они наблюдали за тёмно-синими истребителями, проносящимися над городом. Гамелен покачал головой и выругался в адрес «наглосаксов», которые посмели нарушить мир и спокойствие города. Никакого уважения к культуре, совершенно ясно.
— Итак, маршал, что произошло в Германии? — дрожащим и срывающимся голосом спросил Петэн.
— Американцы сбросили бомбы невероятной мощности почти на каждый населённый пункт. Немцы назвали их адскими зажигалками, но думаю, правильное название «атомные», — Гамелен задумался на мгновение. Сама мысль о том, что такая разрушительная сила оказалась в руках варваров-американцев, отталкивала.
— Они доставили их на гигантских бомбардировщика, летевших на очень большой высоте. Наши люди докладывали об их пролёте. Безо всякого разрешения, замечу…
Вот же напыщенное высокомерие… типичный столичный житель, подумал маршал Перно, когда тот встал в вычурную позу. Разве вы не понимаете, что произошло сегодня? Мир навсегда изменился, а вы не замечаете. Перно был коренным бретонцем, и от рождения презирал парижан. Гамелен всё ещё говорил.
— …Тем не менее, теперь очевидно, что Германия серьёзно отброшена назад. Настолько, что может фатально лишиться надежды на успех в войне.
Уничтожение крупнейших городов и почти всей промышленности — это «серьёзно отброшена назад»? Тогда что Гамелен назовёт бедствием? Вино, поданное не с той температурой?