Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа. Предисловие Дмитрий GOBLIN Пучков

Прудникова Елена

То есть: ты раб, продать тебя могут, подати ты платишь, на хозяина работаешь, еще и себя должен как-то при этом кормить. Это уже даже и не рабство, это вообще не знаю, что такое.

Д. Пучков: Золотая была эпоха.

Е. Прудникова: Кому как. Кому золото, а кому изнанка. Теперь можно поговорить и о сельском хозяйстве. Что нужно для того, чтобы развивалось сельское хозяйство?

Д. Пучков: Ну,

наверное, земля хорошая, климат приятный.

Е. Прудникова: У нас были и земля, и климат. Главное, что нужно для сельского хозяйства, – это сельский хозяин. То есть человек, которому это надо. Он на этой земле работает, он с нее доход получает, он в нее деньги вкладывает, ему все это потом возвращается.

Д. Пучков: В основном, как мне кажется, в тех условиях они не могли вырастить достаточно много. Все было плохо: культур не было, методов обработки не было. Соответственно и урожаев…

Е. Прудникова: В Европе почему-то все было!

Д. Пучков: Там климат другой.

Е. Прудникова: При чем тут климат?

Д. Пучков: Ну как можно сравнивать юг Франции или Италию и Новгородскую губернию?

Е. Прудникова: Давайте мы Новгородскую губернию сравним с Германией, а Италию с Доном или Кубанью. На Кубани еще лучше, чем в Италии, урожаи. Страна-то у нас большая. Тем более настоящий хозяин – он вырастит урожай в любом климате, на любой почве. На острове Валаам в Ладожском озере монахи дыни в открытом грунте растили. Просто Европа – она шла от крепостного права к капитализму. Капитализм тоже сильно не райские кущи, но он тогда поощрял людей к тому, чтобы становиться хозяевами и стремиться получать доход. А у нас была петля обратного времени, у нас от крепостного права пошли к рабству. И кто в таком случае сельский хозяин?

Д. Пучков: Помещик?

Е. Прудникова: Помещику не до хозяйства, он на государевой службе. Земли свои он бросил на управителя, а управителю что надо? Ему надо хозяину деньги вовремя отсылать, ну и себя при этом не забыть. Чтобы хозяйство развивалось, в него надо деньги вкладывать. А хозяин из Петербурга пишет: дошло до меня, что ты там мужикам деньжонок на хороших лошадей даешь? Это еще что за самоуправство! У меня тут карточный долг 40 тысяч, а ты на лапотников мои денежки переводишь! Потом подоспел указ о вольностях дворянских, так что помещик мог уже и не служить. И тут, как по заказу,

«золотой век» – Петергофы, Версали, кринолины. Знать развлекалась напропалую, прочие тянулись за знатью, и так до самого последнего уезда. У царицы три тысячи платьев, а у жены предводителя дворянства хотя бы тридцать-то должно быть? И дом надо, и лошадей породистых, и прочие элементы красивой жизни… Помещик покрупнее, со средствами, живет в городе – помните, в школе стихи учили: «Барина все нету, барин все не едет…» А если в городе жить не по средствам, то чем он занят в поместье? Устройством красивой жизни в уездном масштабе. Дивная есть книжка, мемуары Елизаветы Водовозовой. Автор выросла в небольшом поместье в Смоленской губернии и описывает свои детские впечатления. У них в семье было семнадцать детей, жили они в уездном городе, папа служил и на доходы от службы содержал дом, детей, заводил домашний театр, ну и деревенька там что-то капала. А потом пришла холера. Папа умер, двенадцать из семнадцати детей умерли, мама осталась с пятью детьми, жалованья нет, жить не на что. Пришлось перебираться в деревеньку. На управителя средств нет, так что мама от отчаяния стала сама ездить по полям, наблюдать за работами. В сельском хозяйстве она не сильно разбиралась, но хотя бы крестьян пинала, чтобы работали, не отлынивали. С деревеньки своей они кое-как и кормились.

Был у маменьки двоюродный брат, генерал, проживал в Питере, хозяйство брошено на немца-управителя, который крестьян довел до полного разорения. У тех ни скота, ни хлеба, дети мрут, да еще и право первой ночи, сволочь, ввел.

Д. Пучков: Ну, то есть немец наживает деньги и развлекается.

Е. Прудникова: Да, а если девка ему не дает, так он ее на цепь сажает, как собаку.

Д. Пучков: Молодец какой!

Е. Прудникова: Но денежки в Питер немец отсылал исправно, да и себя не забывал, а на завтрашний день имения ему было плевать, он не хозяин, он управитель. И вот маменька, значит, в один прекрасный день встала, а у нее крестьяне двоюродного брата в количестве нескольких десятков человек под дождем на коленях во дворе стоят: защити, мол, матушка. Матушка дело проверила, в Питер отписала, немца прогнали, стали хозяйство восстанавливать. Не знаю уж, когда генерал снова начал с имения деньги получать. Если бы не сестрица, то еще несколько лет – и мог бы вообще с хозяйством попрощаться.

Конец ознакомительного фрагмента.