Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала
Шрифт:
«Приветствую победителя оттоманов, – сказал Фридрих Великий Румянцеву, когда фельдмаршал склонил перед ним победоносное чело свое. – Я нахожу великое сходство между вами и генералом моим, Винтерфельдом». – «Государь! – отвечал Румянцев. – Для меня весьма лестно было бы хоть немного походить на генерала, столь славно служившего Фридриху». – «Нет, – возразил король, – вы не этим должны гордиться, а победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству». Уважая достоинства российского полководца, король приказал военному штабу своему явиться к Румянцеву с почтением, с поздравлениями; наградил его орденом Черного орла; собрав весь гарнизон в Потсдаме, назвал примерным Кагульское сражение, которым сам предводительствовал [144] .
144
Здесь имеется в виду, что прусский король лично руководил постановкой, имитировавшей Кагульское сражение. (Примеч.
Орден Черного орла
Орден Черного орла – высшая награда Пруссии – был учрежден королем Фридрихом I в 1701 г.
Согласно уставу ордена, его гроссмейстером был король, принцы становились его кавалерами при рождении. Прусским подданным орден вручался за высшие военные и гражданские заслуги; им также награждались иностранные монархи и высшие сановники.
В Берлинской академии наук славный Формей произнес речь, в коей, восхваляя добродетели наследника престола российского, коснулся и Румянцева: «Да будет великая и процветающая империя, предназначенная вашему высочеству, – сказал он, – всегда опираться на столбы столь же прочные, каковые и ныне поддерживают ее. Да первенствуют всегда в советах ваших министры, в армиях – полководцы, одинаково любимые Минервой и Марсом. Да будет герой этот (здесь я невольным образом предаюсь восторгу, ощущаемому мною при виде великого Румянцева) еще долгое время ангелом-хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, он ныне украшает берега Шпрее доблестями не менее славными, вызывающими удивление. Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Вергилия: голос мой для сего недостаточен». Здесь должно добавить, что в том собрании Румянцев сидел подле короля, тогда как два принца Брауншвейгские и три Виртембергские стояли [145] .
145
Из портфелей историографа Миллера, хранящихся в Московском архиве Министерства иностранных дел.
Бенжамен Патерсен. Марсово поле и Румянцевский обелиск.
1806 г.
В 1798 г. Павел I издал указ о сооружении в Петербурге обелиска в честь побед недавно скончавшегося фельдмаршала П. А. Румянцева. Монумент по проекту Винченцо (Викентия Францевича) Бренна изначально был установлен на Марсовом поле, а затем, при Александре I, его перенесли на Васильевский остров и установили на бывшем плацу между Академией художеств и Меншиковским дворцом.
Возвратясь в отечество, граф Петр Александрович вступил по-прежнему в управление Малороссией. В то время Потемкин, бывший в Турецкую вой-ну под начальством его, был первым лицом в государстве, могуществом своим превосходя всех своих предшественников. Благоволение императрицы к кагульскому победителю не изменилось: она соорудила в его честь обелиск в Царском Селе, наградила Румянцева орденом Св. Владимира 1-й степени в день учреждения оного (1782), пожаловала его в подполковники Конной гвардии (1784), наименовала главнокомандующим Украинской армией, выставленной против турок в 1787 г. Но вместе с тем Задунайский был уже второстепенным предводителем: Потемкин стал главным.
Когда Екатерина предприняла путешествие в Тавриду, Румянцев встретил императрицу на границе малороссийской и присоединился к особам, сопровождавшим ее. «На лице этого знаменитого воина, – пишет очевидец, граф Сегюр, – изображались отличительные черты его характера, смесь скромности и вместе с тем гордого благородства, которое всегда украшает истинное достоинство; внутренняя печаль и досада, чувствуемые им от предпочтения, оказываемого Потемкину, омрачали величественное чело его. Он открыто изъявлял неудовольствие, в то время как другие царедворцы тайно старались вредить любимцу счастья, который, по званию президента Военной коллегии и первого министра, представлял к наградам только одних своих подчиненных, строил великолепные здания во вверенном ему наместничестве, новой красивой одеждой придавал блеск армии своей, тогда как воины Румянцева носили ветхие мундиры, офицеры не получали повышений, казенные работы приостановились в Украине».
Вражда эта в том же году, по-видимому, прекратилась. Потемкин, по открытии военных действий, написал Задунайскому письмо, называл себя учеником его, испрашивал советов или, лучше сказать, повелений своего наставника.
Когда Таврический осаждал Очаков (1788), Румянцев, оставаясь в Украине, быстро вводил войска в Молдавию, но, предвидя, что соперник его будет преграждать ему дорогу на ратном поле, сказался больным ногами, сдал армию Потемкину, который присоединил ее к своей.
Удалясь в 1789 г. близ Киева в мирное уединение, занимаясь
Так провел Румянцев несколько лет. На исходе 1791 г. дошло до него известие о смерти Потемкина; великодушный герой не мог удержаться от слез.
Екатерина Михайловна Румянцева, урожденная Голицына
(1724–1779)
«Чему удивляетесь вы? – сказал он своим домашним. – Потемкин был моим соперником, но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына». Через два года потом Екатерина торжествовала по поводу мира, заключенного с Турцией (1791), и не забыла Задунайского. Он получил тогда шпагу, украшенную алмазами, за занятие части Молдавии в начале войны, как бы в предзнаменование того, что рука его еще ополчится ради подвигов славы.
В 1794 г., 16 мая, вверено было Румянцеву главное начальство над войсками, расположенными от устья Днестра до пределов Минской губернии. Императрица собственноручно писала ему: «Я слышала о лучшем состоянии теперь здоровья вашего, обрадовалась и желаю, чтоб оно дало вам новые силы разделить со мною тягости мои, ибо вы сами знаете, сколь Отечество помнит вас, содержа незабвенно всегда заслуги ваши в сердце своем; знаете также и то, сколь много и все войско само любит вас и сколь оно порадуется, услышав только, что обожаемый Велизарий опять их приемлет как детей своих в свое попечение». Оставаясь в Украине, он двигал вперед разные корпуса своей армии, снабдил Суворова словесным наставлением, сосредоточил полки под его знаменами и благоразумными распоряжениями содействовал подавлению мятежа в Польше. Награжден был (1795) похвальной грамотой, деревнями, домом с приличным убранством, а перед оным – памятником с надписью: «Победам графа Румянцева-Задунайского» [146] .
146
Памятник этот поставлен на Царицыном лугу, перед домом Румянцева; ныне находится на Васильевском острове, между Кадетским корпусом и Академией художеств.
Вскоре (6 ноября 1796 г.), императрица переселилась в вечность. Печальноеизвестие это, полученное Румянцевым в Тамани (Ташани), чрезвычайно огорчило его. Сначала император Павел I обошелся с ним весьма милостиво, спрашивал советов его по военной части, нарочные беспрестанно летали из С.-Петербурга к кагульскому герою. Полководец Екатеринин, надеясь на свою силу и опытность, смело сообщал мысли свои, но не все они согласовывались с видами монарха.
Паралитический удар прервал (8 декабря) славную жизнь Румянцева. Необыкновенному вождю этому определено было родиться и умереть в две значительные эпохи для России. Император Павел I, в память о великих его перед Отечеством заслугах, повелел объявить военный траур на три дня.
Николай Петрович Румянцев
(1754–1826)
Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был высокого роста; стан имел стройный, величественный; лицо привлекательное, чуждое притворства, всегда спокойное. Важная походка придавала ему некоторую гордость. Он отличался превосходной памятью и крепким сложением тела. Не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проехать верхом в день пятьдесят верст. Был набожен без суеверия, благоговел перед монархиней, умевшей возвеличить Россию, любил солдат, как детей своих, заботился о них в поле и на квартирах. Воодушевлял храбрых воинов своей уверенностью в победе, был любим ими, несмотря на строгость свою и частые маневры [147] , но, взыскивая за малейшую неисправность, обыкновенно трунил над подчиненными, не делая их несчастными. Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, начал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом ступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом.
147
Румянцев, по словам Суворова, знал солдат по именам. Через десять лет после Кагульского сражения узнал он в городе Орле сторожа, служившего в той славной битве рядовым, остановил его, назвал по имени и поцеловал.