Великая книга пророков: Книга 2. Заглянувшие в будущее
Шрифт:
Коничка остался жив. Три года я была счастливой матерью. Коничка радовал меня, рос хорошо, наш домашний доктор радовался вместе с нами. И вот новое горе вошло в наш дом: Коничка тяжело заболел — круп. Он метался в жару, никого не узнавал и задыхался. Наш врач сразу попросил созвать консилиум. Приехал известный доктор из Петербурга, осмотрел Коничку и молча вышел из комнаты. Разговаривал только с нашим врачом, а уходя, сказал Федору Андреевичу (отцу): „Бывают чудеса. Если вы набожны — молитесь!“ Со мной врачи не говорили. Да разве мне были нужны слова? Я же мать, я и так понимала, что мое дитя обречено. Мой Коничка, мое счастье…
К.
Наступила ночь, как считали врачи, — последняя ночь моего сына. Я отпустила нашу матушку отдохнуть и осталась одна у его постели. Ребенок продолжал метаться, он весь осунулся, личико его посинело, а из горла слышался свист, сменявшийся страшным, заставлявшим сжиматься мое сердце хрипением…
Где искать защиты от злой судьбы? Только в милосердии Божьем, только в нем. И я упала перед иконами, висевшими в углу комнаты. Как я молилась! Поистине в тот час я была вне себя. Тогда вся душа моя была полна мольбы и надежды, не заученные молитвы повторяла я — скорбь матери говорила за меня. Я не знаю, что случилось со мной в тот час. Душа моя возмутилась, я протянула руки к иконам и закричала: „Всемогущий Боже! Если возможно, да минет меня чаша сия. Пойми же меня в моей скорби. Все страдания, какие ты захочешь послать, низвергни на меня, но спаси жизнь моего сына. Ты учил нас молиться: „Да будет воля ТВОЯ“, но я говорю — только в этом, только в единственном случае — да будет воля МОЯ“.
Я не знаю, сколько времени простояла на коленях перед иконами, и даже не знаю, где была — только не на земле. И вдруг я почувствовала неестественное забытье, странный необыкновенный сон. Я поднялась с колен, в последний раз взглянула на образ Ангела-Хранителя с зажженной свечой в руке, висевший вместе с другими иконами, и прошептав: „Заступись“, — шатаясь побрела к кроватке моего несчастного ребенка. Не знаю, что было дальше. Кажется, я сидела, склонившись над умиравшим, и целовала его худенькие, судорожно сжатые ручки… Как вдруг оттуда, где я только что стояла на коленях, раздался голос:
— Опомнись женщина, ты сама не знаешь о чем просишь Господа.
Я обернулась и увидела Ангела с горящей свечой в руке, стоящего передо мной. Киот, в котором висела икона, был пуст. Как странно! Я не испугалась и не удивилась, только в мольбе сложила руки.
— Опомнись, — опять заговорил Ангел, и в его голосе я услышала скорбную укоризну. — Не моли о выздоровлении сына. Бог всевидящ. Он знает, зачем должна угаснуть эта жизнь. Бог милосерден, он хочет избавить тебя же от ужасных страданий.
— Я готова на все. Все приму с благодарностью, лишь бы жил мой ребенок…
— Но страдания ждут не только тебя, будет страдать и твой сын. Хочешь я покажу тебе все, что его ожидает, — неужели и тогда ты будешь упорствовать в своей слепоте?
— Да, хочу! Покажи все, все. Но я и тогда буду молить Бога о жизни моего сына. Да будет воля МОЯ…
И Ангел поплыл передо мной, паря в воздухе. Я шла сама не знаю куда. Я проходила длинный ряд комнат, отделенных друг от друга не дверями, а толстыми темными завесами. Перед каждой завесой Ангел останавливался и спрашивал меня:
— Ты упорствуешь, ты хочешь видеть, что будет дальше?
— Да, — отвечала я. И тогда
В первой комнате, куда я вошла, я увидела моего Коничку в кроватке, но он уже не умирал, а тихо спал, румяный и здоровый. Я протянула к нему руки, хотела броситься к нему, но Ангел властно простер свою руку и позвал меня с собой.
Во второй комнате я увидела моего мальчика отроком. Он сидел за столом, учился, читал что-то и, увлеченный книгой, даже не поднял на меня глаза.
В третьей комнате, куда мы пришли очень быстро, я увидела его юношей, в военном мундире. Он шел по городу, который мне был неизвестен и казался чужестранным. Коня мелькнул мимо и даже не остановился ни на минуту, он не видел своей матери…»
Историческая справка. Кондратий Федорович Рылеев (1795–1826) получил образование в Первом кадетском корпусе, откуда был выпущен в 1814 г. прапорщиком в кавалерию и направлен в действующую армию. Участвуя в заграничном походе, побывал в Швейцарии, Франции, Германии, Польше. В 1815–1818 гг. служил в России, вышел в отставку в чине подпоручика. В начале 1819-го с молодой женой поселился в Петербурге. Стал публиковать первые стихотворения, посвященные войне 1812 г. Дружил с Пушкиным, Грибоедовым, высоко ценившими его поэзию.
Ангел же вел мать дальше: «В четвертой комнате я увидела его совсем взрослым, в гражданском платье. Он был чем-то занят, мне показалось, что он был на службе. Мы вошли в пятую комнату, в ней было много народу, совсем незнакомые мне люди о чем-то говорили, спорили, было шумно. Но вот поднялся мой сын, и как только заговорил, все замолчали. Слушали его с большим вниманием, я бы сказала, с восторгом. Я слышала его голос, он говорил громко и отчетливо, но я не понимала ни одного слова.
А Ангел подводил меня к следующей завесе, и, когда он обратил свое лицо ко мне, я ужаснулась грозной силе его.
— Сейчас ты увидишь ужасное, — сказал он сурово. — Одумайся, пока не поздно. Если ты зайдешь за эту завесу, все предначертанное свершится. Но если смиришься — вот, я поведу крылом, и свеча угаснет, с ней угаснет и жизнь твоего ребенка, и он избавлен будет от мук и покинет землю, не зная зла. Хочешь ли ты видеть то, что сокрыто за этой завесой?
— Бог милосерден, сказал ты. Он пощадит нас. Хочу. Веди меня. Да будет воля МОЯ! — отвечала я и пошла вперед.
Собрание тайного общества. Худ. К. Гольштейн
Ангел развернул завесу и я увидела… ВИСЕЛИЦУ. Ужас охватил меня, я вскрикнула и очнулась. Я сидела все так же, склонившись над кроватью Конички.
Рука моя отказывается держать перо, но я должна дописать все. Сын мой, радость моя единственная, сладко спал, повернувшись ко мне личиком, и тихо, спокойно дышал.
Я не смела пошевелиться, боясь разбудить его, и не смела верить своему счастью. А счастье было так велико, что заслоняло собою все страшные мгновения ночного видения. Я только плакала и благодарила Бога. А потом… Потом стало постепенно сбываться все, что показал в ту ночь грозный Ангел».