Великая Мечта
Шрифт:
В шесть утра в их заведении густо пахло анашой. Принесенные мною колеса они ощупали, как женщин.
– Якши, – сказал один.
– Олды, гагаш, – сказал второй.
– Плохой, – сказал первый, обращаясь уже ко мне. – Не будем брать.
– Я в армии служил, – ответил я. – Ругаюсь на одиннадцати языках. В моей роте половина были – азербайджанцы. Я по-вашему немного понимаю. Сколько денег даете?
Сыны солнца изобразили на лицах чудовищную обиду, затем первый с запредельным отвращением отсчитал мне деньги.
– Заезжай в любое время.
– Олды, гагаш, – ответил я и срочно свалил. Солнце уже взошло. Захотелось спать. Говорят, сон –
Эстетически безупречным виражом я обошел огромную оранжевую колымагу, поливающую водой асфальт. За ней обнаружилась еще одна, такая же. Цугом шли. Я исполнил второй вираж, увидел красный светофор и мирно стоящую перед стоп-линией нарядную ярко-красную тачку, поновее моей и подороже, и попрестижнее. Но заметил поздно.
Мокрая дорога шоферу не товарищ – меня понесло, повело, и я с грохотом приехал.
Выпрыгнул, рванулся осмотреть повреждения. Как всегда, они оказались совсем не катастрофические. Из салона всякое пустяковое столкновение воспринимается, как катастрофа. На собственные вмятины я даже не взглянул. Изучал только ущерб пострадавших. Тут подоспели и сами пострадавшие, двое. Нарядно одетые чуваки моего возраста или чуть старше, с уверенными сытыми лицами, они выглядели враждебно. Я, правда, особо не мандражировал. В случае конфликта побился бы с удовольствием.
– Спишь за рулем?!
– Бывает – и сплю.
– Таксовал, что ли, всю ночь?
– А тебе какая разница, что я ночью делал?
После внимательного осмотра последствий аварии меня отпустило. Дорогостоящие железные углы и плоскости протараненного мною экипажа уцелели. Повредился только бампер. Я быстро исчислил в уме свои финансовые потери: деталь, плюс работа, плюс некую сумму сверху, нечто вроде морального ущерба – и озвучил сумму. Достал и показал деньги.
– Отдам прямо сейчас. Не согласны – вызывайте ментов.
– Каких, бля, ментов?! Деньги – я уже знал – не следует передавать из руки в руку. Надо положить их на что-либо горизонтальное. Бросить, швырнуть, обойтись с презренной бумагой максимально небрежно. Я так и сделал. Ударил сверху ладонью. Железная поверхность капота загудела басом.
– Сколько здесь?
– Сам считай.
Друган пострадавшего тут повел себя слегка неправильно. Вместо того чтобы руки в брюки пыхтеть неподалеку – все-таки люди говорят один на один, иначе получается не разговор, а базар и митинг, – он согнулся пополам, залез физиономией в мятое железо и вполголоса заныл: вот, мол, краска облупилась, кронштейн съехал, и вообще, зачем нам весь этот геморрой, тут работы на два дня... Я молчал. Советская техника очень простая и дешевая. Бампер меняется в двадцать минут, при помощи кувалды, двух гаечных ключей и бутылки пива. Таким образом, второй обозначил себя как лох. Первый же,
– Гриша, двигаем!
Гриша резко закруглил свои речи, влез в руля и завелся. Они уже тронулись, и даже прокатились метров десять – но вдруг опять остановились. Первый вылез и вразвалку вернулся ко мне. Глядя в сторону, он достал мои деньги, отделил от купюр одну, весомую, и протянул мне: – Держи. Последнее вор не берет.
Когда я вернулся домой, жена еще спала. Мне удалось сравнительно бесшумно проскочить на кухню. Несмотря на ранний час, ее уже основательно нагрело солнцем. В воздухе плавала мелкая пыль. Щелкал холодильник.
Что теперь делать? Выпить чаю? Повеситься?
Мое презрение к самому себе было так велико, что я не осмелился даже сесть на стул – согнул ноги и сполз вдоль стены, приземлившись задом на липкий линолеум. Коснулся локтем пакета с мусором – он зашуршал. Вывалилась скомканная конфетная обертка.
За стеной мирно сопел самый лучший и дорогой человек на всем белом свете.
Зачем ты вышла за меня замуж? Я никто, и звать меня никак. Крепкий, здоровый и неглупый мужик, я не умею даже свести концы с концами. Я неудачник. Не умею заработать. Не умею воровать. Не умею принести в дом жратву. А главное – не знаю, что делать дальше.
Хорошо, что есть Юра. Через два часа я ему позвоню – и мой друг мне поможет.
8
Хищники живут особенно. Они не спят и вообще не отдыхают, пока не поймают еду. А как завалят жертву, перережут ей горло и насытятся – так и дремлют себе сколько душе угодно. Однако ко мне все это не относится. Я сегодня почти ничего не добыл. Точнее – добыл, но не донес до берлоги. И отсыпаться не собирался. Разрешил себе только снять сопревшие носки и прилечь, на десять минут, чтобы отдохнули ноги и спина. Лежал, проклиная и презирая себя и все на свете, – но постепенно проклятия утратили связность и точность формулировок, превратились в бессмысленный гул внутри черепа и затухли. Когда я снова открыл глаза, был почти полдень.
В груди было тесно. Веки чесались и опухли. Жить рядом с подрастающей собакой становилось все труднее. Проглотив две таблетки супрастина, я позвонил Юре – но тот не брал трубку. Через полчаса повторил, и опять безрезультатно.
Жена – видя меня, чрезвычайно мрачного, обеспокоенно вращающего телефонный диск, – избегала задавать вопросы. Мирно накрасилась, получила от меня банкноту, ту самую, единственную, последнюю, которую «вор не берет», и ушла приобретать колготки – предмет, абсолютно непонятный мне, но почему-то требующийся моей женщине в бесконечном количестве.
Через два часа мне все надоело, и я поехал к Юре домой.
На полдороге остановился возле таксофона и еще раз набрал те же семь цифр. Безрезультатно. Я стал постепенно раздражаться. Кладов не слыл особо пунктуальным человеком, но известных границ никогда не переходил, и если приглашал к себе домой – как правило, сам находился именно у себя дома, а не где-то еще.
Тоже мне, деловой, досадовал я. Мне приходится не спать сутками, чтобы добыть копейку, а этот деятель даже не соизволит сообщить о том, что планы изменились...