Великая Мечта
Шрифт:
– Я не краснею.
– Краснеете. Просто это видят только очень наблюдательные люди. Я как раз такой. А что касается вашего шефа – с ним вы долго не проработаете. Он слишком жесткий...
– А кто не жесткий? – невесело усмехнулась девчонка. – И потом, меня его жесткость устраивает. Она меня дисциплинирует.
– Вам не требуется ничья дисциплина. Насколько я вас понял, у вас есть своя дисциплина. Врожденная. Ага. Вы опять покраснели... Да, любезный, ставь сюда... Зря ты, кстати, бокал не нагрел... Я говорю, бокалы коньячные – нагревать надо! Особенно в такой мороз... Нет, уже теперь не уноси, давай сюда...
В два глотка выпил. Достал сигареты. Предложил собеседнице – та брезгливо отказалась. Не пьет, не курит – очень правильная девушка... Глотнул дыма. Сколько раз запрещал себе закусывать выпивку никотином! Тут же развезло. В принципе, это случилось еще в гостях у Шульца. Сто пятьдесят утром, столько же у изобретателя обратного хода мысли, сотню – пять минут назад, теперь – двести, все – натощак. Пора завязывать. Завтра же. Сегодня напьюсь – и все. В принципе, уже напился... Пора бы, в самом деле, добежать до отхожего места... Кстати, я же собирался втереть ей нечто глубокомысленное...
– А ведь я вашему боссу денег должен!
– Сочувствую, – холодно ответила Татьяна и засобиралась.
– Не дай ей уйти, – посоветовал Юра.
– Пошел ты к черту, суфлер херов! Пусть идет, куда хочет! Я вот напоследок ей стихотворение прочитаю – и пусть идет. Послушает – и идет. Стихотворение. Не Пушкина, другого хорошего парня...
Встал, опершись руками о столешницу и попав неверными пальцами в икру и масло. Выпрямил спину. Прокашлялся, возвысив голос. Великие стихи нельзя бормотать. Их надо швырять в мир, как бомбы.
Друг мой, друг мой,Я очень и очень болен.Сам не знаю, откуда взялась эта боль.То ли ветер свиститНад пустым и безлюдным полем,То ль, как рощу в сентябрь,Осыпает мозги алкоголь.Голова моя машет ушами,Как крыльями птица.Ей на шее ногиМаячить больше невмочь.Черный человек,Черный, черный,Черный человекНа кровать ко мне садится,Черный человекСпать не дает мне всю ночь. [1]1
С. Есенин. Поэма «Черный человек».
Хотел было я прочесть ей всю поэму, особенно любимые мои места. «Был человек тот авантюрист, но самой высокой и лучшей марки». Или: «Словно хочет сказать мне, что я жулик и вор, так бесстыдно и нагло обокравший кого-то». Или: «Этот человек проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов»... Но девушка Татьяна прервала меня.
– Прошу вас, перестаньте. На вас смотрит ползаведения.
Я оглянулся. Она была права.
– К тому же про черного человека я уже сегодня от вас слышала.
– Слышать – это одно, – скорбно прохрипел
– Спасибо, я поняла. До свидания.
– Передайте вашему боссу, что я ему все прощаю. Я ему ничего не должен! Ничего не должен! Я никому ничего не должен! Хрена ли ты вылупился?! Я тебе должен? Нет? Что?
До меня донеслось какое-то ответное восклицание, но я его не расслышал. Важен был сам факт. Восстав из-за стола, я сделал два неверных шага. В меня уперлись напряженные взгляды.
– Или я не прав? – грубо вопросил я. – Или я тут кому-то должен?
Массивная мужская фигура выдвинулась и распрямилась. Недруг оказался выше меня и едва не вдвое шире. Меня внятно послали. Я улыбнулся и показал головой в сторону выхода. Направляясь к дверям, слышал, как оппонент тяжело топает сзади, враждебно сопит и издает звуки гнева. Вспомнилось: я же собирался в уборную. Ну и пусть. Сразу ударю головой в лицо. Он ослепнет на пару секунд, и здесь нужно попробовать повалить его на землю, это будет уже как бы победа, тут подоспеет охрана, нас растащат, вызовут милицию, я суну всем денег и срочно свалю...
Очутившись под открытым небом и вдохнув свежего воздуха – или, если говорить о городе, по которому перемещаются три миллиона автомобилей, условно свежего воздуха, – я быстро понял, что последний стакан выпит зря и к бою я не готов.
Вообще, пьяные драки омерзительны. Эту я сразу проиграл. Сильно переоценил собственную реакцию. Не успел повернуться – а в лицо уже летел кулак, огромный, как пивная кружка. Удар вышел отменно сильным. Я рухнул. Из моих карманов на ледяной асфальт посыпались деньги, авторучки и записные книжки. Но самое удручающее заключалось в том, что мой мочевой пузырь не выдержал внезапного резкого сотрясения всего тела, – и я обоссался, леди и джентльмены.
Аминь. Фиаско. Финиш. Абсолютная катастрофа самолюбия. Горячая влага помчалась вдоль бедер. Брюки намокли. Что может быть ужаснее, чем валяться на мостовой в центре столицы нашей Родины, холодным и черным зимним вечером, с окровавленной рожей, с вытекающей из штанин гадко дымящейся мочой?
Чьи-то грубые руки ухватили меня за грудки и рывком подняли с тротуара. Кто-то произнес какие-то слова. Кто-то прислонил меня к стене. Какие-то женщины завизжали. Широкоформатный дядя приложился еще раз, столь же сильно, но гораздо менее точно. После чего скрылся, обхваченный за плечи своими приятелями, сделавшими все очень ловко: с одной стороны, они действовали как психологическая подмога, с другой – в нужный момент как бы выступили миротворцами. С понтом разняли и утихомирили.
Пьяный и злой, пахнущий потом, со свисающими из ноздрей длинными красными соплями, я долго приходил в себя, потом еще дольше собирал выпавшие из карманов предметы. Охрана ресторана суетилась. Девки соболезновали и совали надушенные платочки. Юра тряс за плечи.
Все знают, что происходит, ежели невзначай обмочиться на крепком морозе. Штаны во мгновение ока обмерзают, немилосердно обжигая голую кожу ног, – это минус, а плюс в том, что желтый лед спустя несколько минут можно кое-как отбить, далее отчистить снегом.