Великая распря
Шрифт:
Директор посмотрел на меня внимательно и проговорил:
–Допускается и такое. Но я должен получить от твоей матушки соответствующее письмо.
–Это не проблема. Принесу, — обещал я.
Прежде чем отправиться домой, я дождался перемены и нашёл класс, где училась Зоя. Та снова посещала занятия. Разумеется, в боевой отряд отец ей идти не позволил.
–А тебе разрешили? — спросила Зоя. — Блин, я так тебе завидую. А мне и дальше придётся скучать за партой. У нас две девчонки в отряд записались, тоже хочу.
–А между прочим, твоя способность прыгать по стенам, думаю,
–А правда, было бы забавно, — на прекрасном личике Зои заиграла мечтательная улыбка.
–Но я бы тоже тебя не отпустил. Война всё-таки. Это не состязания по акробатике. Так что лучше сиди скучай за партой.
–Да ну тебя... — Зоя притворилась обиженной. — Я теперь переживать будут. Ты осторожнее там.
–Конечно, — обещал я. — Я всегда осторожен. Дождёшься, надеюсь?
–Ты что, серьёзно? — на этот раз недовольство её было вовсе не наигранным. — За кого ты меня принимаешь?
–Шучу, — я дотронулся до её руки, оглянулся и, не заметив поблизости никого из преподавательского состава, быстро обнял Зою. — Ну всё. Мне пора.
После обеда я подвёз директору ещё одно письмо, где Ирина извещала о месте моей службы. Таким образом я оказался в распоряжении собственной дружины и отправился в кантон, надеясь, что дружина, в отличие от отряда эфебов, займётся чем-нибудь серьёзным, а я смогу применить на практике опыт, объединённый с полученной силой.
Когда я приехал в кантон, меня направили к старшему десятнику, который распределял новобранцев, однако тот, едва увидел меня, сразу же послал к командующему.
И снова в приёмной меня встретил новый секретарь — не этот раз белобрысый парень в очках.
–А где прежний? — спросил я.
–Прежний был при Евсевии Львовиче, — объяснил до приторности вежливый секретарь. — А сейчас командующий дружиной — Мефодий Аристархович, и секретарём он назначил меня.
–Тоже родственник какой? Давно служишь?
–Я прихожусь племянником Мефодию Аристарховичу. Три дня назад поступил на службу, поскольку род призвал всех этайров. Меня, выходит — тоже.
–Понятно всё с тобой, — хмыкнул я.
Старейшины решили вопрос быстро, и Евсевия сняли уже утром. Теперь дружину возглавлял некий Мефодий. Но на месте его не оказалось. Снова пришлось ждать в приёмной.
Мефодий оказался князем лет шестидесяти — крупным, тяжеловесным. Он носил длинные усы с проседью и очень короткую стрижку. В таком возрасте человеку обычно уже не до войны, но Мефодий один из немногих в роду имел подходящую должность, поэтому его и запрягли вместо Евсевия.
–Добро пожаловать, Константин, — пробасил командующий, войдя в приёмную. — Прибыл? Мне уже сообщили, что ты приедешь. Ну пошли, побеседуем.
Войдя в кабинет, что менял своего владельца уже третий раз за седмицу, мы расположились по обе стороны массивного стола. Мефодий расспросил о том, как у меня дела обстояли на военных сборах в гимназии и пообещал, что место в дружине мне найдётся.
–Опыта у тебя нет, это, конечно, плохо, — он взял портсигар, видимо, собираясь закурить,
–Даже усиленные. Ещё и щит умею ставить.
–Полезный навык. Только ты на рожон всё равно не лезь, а то знаем мы вас, молодых. Удаль хотите показать, а потом вас с поля боя вытаскивай, и хорошо, если не в гроб сразу. Поэтому слушайся десятника. Во всём слушайся, — Мефодий даже пальцем погрозил. — Я лично за тебя отвечаю. Иначе мне твоя матушка голову снимет.
–Так точно, — ответил я. — Буду слушаться, значит.
–И да, скоро нам в бой идти, поэтому не расслабляйся. Дружины уже дерутся, одни мы телимся. В общем, иди, получай амуницию и следуй в третью сотню. Сотник объяснит, что делать. Оружие своё есть?
–Да. «Гром», — сказал я. — Патроны только нужны.
–Хорошо, а то у нас с оружием дела обстоят паршиво, прямо скажем. Патроны дадим, само собой.
Вскоре я уже сидел в казарме, разбирал выданные мне вещи — нижнее бельё в двух экземлярах, штаны и китель кальсоны, демисезонную курточку. На рукаве кителя и куртки кроме герба имелась нашивка с косой полоской — знак старшего дружинника.
Казарма была устроена таким образом, что каждой десятке полагалась отдельная комната. Десятка состояла, понятное дело, из десяти дружинников, среди которых двое являлись старшими, и командира. Четыре десятки плюс офицер и его заместитель составляли полусотню, две полусотни — сотню. Будучи старшим дружинником мне полагалось руководить отрядом из четырёх человек.
Вечером, когда дружинники вернулись со стрельбища, находящееся здесь же в кантоне, я познакомился с парнями, с которыми предстояло служить.
Десятка своей структурой напоминала мотострелковое отделение: в ней имелись пулемётчик, гранатомётчик со вторым номером расчёта и снайпер. Кроме того, один или два бойца были вооружены карабинами под усиленную пулю. Но это в идеале. В нашей сотне гранатомёты и карабины имелись далеко не в каждой десятке. Нам повезло: были и гранатомёт и, теперь уже, карабин, а поскольку мне к карабину выдали четырёхкратную оптику, получается снайпер тоже вроде как был. Кроме того, я оказался клостом, умеющим создавать щиты — чуть ли не единственным в тагме. Оно и понятно. Более-менее умелых бойцов как правило забирали в дружину филы или в правительственные войска.
Все в моей десятке являлись этайрами. Подготовка половины из них ограничивалась военными сборами в гимназии, вторая половина прошла через службу в дружине, но в боевых действиях прежде не участвовал никто, если не считать охоты на бесплотных. Самому младшему дружиннику было двадцать пять лет, самому старшему, гранатомётчику Антипу — тридцать семь.
Десятник оказался моложе их всех — это был князь, который только в прошлом году закончил лекторий. Однако несмотря на его возраст, чувствовалось, что этайры относятся к нему с особым почтением, но не потому что он — старший по званию, а потому что высшего сословия. А десятник относился с почтением ко мне, поскольку я являлся главым наследником рода.