Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов
Шрифт:
Перед Оршей был встречен фельдъегерь с почтой из Петрограда и передана телеграмма, что шла вслед поезда из Ставки.
Телеграмма отправленная из Царского Села в 3 часа (15 ч.) гласила:
"Срочно. Приказала Максимовичу твоим именем запретить Д. (Димитрию) выезжать из дому до твоего возвращения. Д. хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он. Тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь..." Полученное же письмо от Царицы от 17 числа, приведенное выше, впервые знакомило Государя подробно с тем, что случилось в Петрограде. Государь был крайне взволнован и из Орши, в 18 ч. 38 м., отправил Ее Величеству такую
"Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 ч. Сильный мороз. Заседание окончилось в 4 ч. Благословляю и целую".
Эта характерная телеграмма, второй факт (первый был вчера, когда Государь схватился за голову), которым Государь выдает свое действительное отношение к убийству Распутина, за время до приезда в Царское; выдает какое впечатление произвела на него действительно смерть Распутина. Эта смерть задела самое таинственное, самое сокровенное Государя, чего он не скрывает только от Царицы, так как он с ней "едино". Это вера в Распутина, как в посланника Божия, вера в Ами де Дье, его не станет - все кончится, будет катастрофа...
Но в это святая святых души Государевой доступ только Царице. Для всех остальных Государь - монарх.
И вот почему, послав Царице телеграмму, Государь за обедом и после него кажется всем спокойным, как всегда. Даже с генералом Воейковым, единственным человеком, с которым вне Царского Государь говорит об убийстве, даже с ним Государь разговаривает так, что тот введен в заблуждение и думает, что Государь как будто чувствует некоторое облегчение от ухода из жизни Распутина. Между тем смерть Распутина настолько сильно ударила по психике Государя, что она надломила его.
19-го числа, в Малой Вишере, в два часа дня Государь получил телеграмму от Царицы, в которой были и такие слова: "нашли в воде". Получил телеграмму о находке трупа и Воейков и доложил Его Величеству.
В 6 часов приехали в Царское. Государыня с дочерьми встретила на павильоне. Красные пятна заливали лицо Ее Величества. Крепче обыкновенного сжаты губы. В двух автомобилях все проследовали во дворец.
Как только генерал Воейков вошел в свою квартиру, он тотчас же протелефонировал Министру Внутренних Дел Протопопову о приглашении его с докладом к Его Величеству в 9 с половиной часов. Генерал высказал ему несколько соображений, считая ошибкой, что результаты розыска трупа стали известны публике. Это было странное мало понятное ошибочное мнение Воейкова, с которым не соглашался Протопопов. Перед докладом Протопопов заехал к Воейкову, переговорили о случившемся. Воейков считал, что тело Распутина надо увезти скорее в Покровское, на родину. Протопопов, как будто, соглашался с этим мнением и обещал заехать к генералу после доклада.
Во дворце Протопопов был встречен очень милостиво. Его энергичные действия по дознанию об убийстве и по розыску трупа нашли полное одобрение. Докладывая, как министр, он изображал в то же время собою не только сторонника, но и поклонника умершего Старца, который был для него Григорием Ефимовичем, провидцем, молитвенником. То была неправда. То было политическое шарлатанство. Но не надо забывать, что Протопопов был министр не бюрократ, а министр из нашего парламента, министр общественник, министр политик.
Он и политиканствовал с Распутиным так же, как некогда политиканствовал первый парламентский министр Алексей Хвостов. Но только тот спекулировал на
Пользуюсь перлюстрацией, он доложил, что о готовившемся убийстве знали многие. Что молодых энтузиастов подталкивали на убийство люди пожилые, с положением, люди, которых знала Царская семья. Что говорилось об устранении не только Распутина, но и А. А. Вырубовой и даже самой Императрицы. Министр представил две телеграммы Вел. Кн. Елизаветы Федоровны. Одна гласила:
"Москва. 18 декабря 9 ч. 38 м. Великому Князю ДИМИТРИЮ ПАВЛОВИЧУ. Петроград.
– Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла".
Вторая телеграмма:
Москва. 18 декабря. 8 часов 52 м. КНЯГИНЕ ЮСУПОВОЙ. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета".
Представил копию письма княгини Юсуповой, матери, к сыну от 25 ноября. 3. H. ЮСУПОВА писала:
"... Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (т. е. Государя) на все время войны и невмешательства Валиде (т. е., Государыни) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише, от меня".
Представил министр также и копию письма жены Михаила Владимировича Родзянко к княгине ЮСУПОВОЙ (3. H.) от 1 декабря, в котором была такая фраза:
"... Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры - в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова".
Протопопов доложил Государю как отнеслись ко всему делу премьер Трепов и Министр Юстиции Макаров. Спрошенный Императрицей о том, где хоронить Распутина, Протопопов, знавший уже желание поклонниц похоронить в Царском Селе, высказался именно здесь, приведя в числе доводов и тот, что перевозка тела в Сибирь вызовет в пути демонстрации.
Протопопов имел полный успех. Государь его благодарил и поручил благодарить полицию. Сам Протопопов был утвержден в должности Министра Внутренних Дел. Покидая дворец, Протопопов чувствовал себя настолько окрепшим в своем положении, что даже не заехал, как обещался, к Дворцовому Коменданту, а уехал на моторе в Петроград.
Генерал же Воейков в тот вечер окончательно провалился в глазах Императрицы. Не будучи тонким психологом, а глядя на дело прямо - честно, по военному, генерал не учел всей деликатности того момента по отношению "мистицизма" Царицы. Он, как и многие тогда, наивно посчитал, что с физическим исчезновением Распутина прекратилось и его влияние. Допустил он и некоторую оплошность при разговоре с Протопоповым. Он раскритиковал его действия по розыску трупа, которыми Протопопов по праву гордился, так как его полиция всех видов блестяще выполнила свою обязанность и в короткий срок раскрыла все дело, не побоявшись высокого положения преступников и, несмотря на пассивность самого генерал-прокурора, министра Юстиции.