Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

Романенко Константин Константинович

– Поэтому мы принимаем сейчас ряд мер, чтобы выправить положение. Усиливаем 1-й Украинский фронт за счет соседа справа (2-го Прибалтийского. – С.Ш. ). Но этого, очевидно, мало. Ваша армия сильна и неплохо зарекомендовала себя. Думаем отдать ее Еременко…

Он опять помолчал и только затем закончил мысль:

– А вас хотим назначить командующим фронтом вместо него. Как вы на это смотрите?

Иван Христофорович немного растерялся и, чуть помедлив, промолвил:

– Благодарю за доверие, товарищ Сталин, постараюсь его оправдать.

– Ну вот и хорошо. А на армию вместо

вас поставим тоже опытного командующего – Чибисова.

…Попыхтев несколько раз трубкой, пока табак разгорелся, И.В. Сталин обернулся к молчавшему Баграмяну.

– Что же вы молчите? – спросил он. – Или имеете что против Чибисова?

Баграмян еще более смутился, но потом ответил:

– Нет, товарищ Сталин, что вы, ничего не имею… Это опытный командир. Когда он был генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. А теперь Чибисов генерал-полковник и Герой Советского Союза. Я буду с ним чувствовать себя как-то неудобно… Нельзя ли командармом назначить кого-нибудь другого, ну, например, Галицкого?

И.В. Сталин внимательно посмотрел на И.Х. Баграмяна.

– Будь по-вашему… Подготовьте директиву о назначении Баграмяна и Галицкого, – коротко бросил он нам и, подойдя к торцу стола, нажал кнопку.

Вошел Поскребышев.

– Подготовьте постановление Совнаркома о присвоении звания генерала армии Баграмяну, – сказал Сталин… … А Штеменко не будет легче работать, если мы ему присвоим звание генерал-полковника? – раскурив трубку, спросил он Антонова.

– Конечно, легче, товарищ Сталин, – ответил тот, – ведь ему приходится иметь дело даже с маршалами и он часто бывает на фронтах.

– По-моему, надо еще Говорову присвоить звание генерала армии. Ему в Ленинграде тоже нелегко. …Подготовьте постановление на всех троих, – сказал Верховный главнокомандующий Поскребышеву. – Поздравляю вас! – обращаясь ко мне и Баграмяну, продолжил И.В. Сталин, – Ну а теперь – до свидания: у нас сейчас заседание ГКО» [100] .

В ночь на 25 ноября от железнодорожной платформы в районе Кунцево отошел поезд. О его маршруте не знал никто, кроме ограниченного круга лиц. Литерный, проследовал через Кизляр, затем – через Махачкалу. Он шел на Сталинград. Время от времени поезд останавливался и подключался к линии высокочастотной связи. Это Верховный главнокомандующий требовал последние сводки с фронтов.

Начальник Оперативного управления наносил обстановку на карты и заносил их в салон-вагон. Там он докладывал Сталину о действиях 2-го и 3-го Украинских, 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Именно в эти дни тревожная ситуация сложилась на 1-м Украинском фронте. Овладев Киевом и Коростенем, советские войска с трудом сдерживали контрнаступление немцев в районе Житомира и Фастова.

Накануне противник захватил Житомир, и уже в поезде Штеменко доложил Верховному об окружении Коростеня. На гремящих артиллерийскими канонадами рубежах, где открытия второго фронта ждали давно, никто, конечно, не подозревал о предстоявшей встрече трех руководителей антигитлеровской коалиции.

Вечером следующего дня состав прибыл в Баку. Встреча лидеров Большой тройки готовилась в обстановке огромной секретности. Даже С.М. Штеменко, регулярно передававший Сталину информацию о положении на фронтах, узнал о поездке в Тегеран, только «оказавшись вместе со Сталиным и Ворошиловым на борту самолета в Бакинском

аэропорту».

Прибывшего на аэродром Сталина встретили командующий ВВС А. Новиков и командующий авиацией дальнего действия А.Е. Голованов. Новиков доложил, что один Си-7 поведет генерал-полковник Голованов, а второй—полковник Грачев. Через полчаса пойдут еще две машины с сотрудниками МИДа.

– Генерал-полковники редко водят самолеты, – сказал, размышляя вслух, Сталин, – лучше мы полетим с полковником. Штеменко тоже полетит с нами, в пути доложит обстановку, – добавил он, уже поднимаясь по трапу самолета. Спустя три часа два транспортных самолета, сопровождаемые девяткой истребителей, появились в голубом небе Тегерана.

Хотя встреча «Большой тройки» готовилась под завесой глубокой секретности, все службы разведок союзников получили информацию о том, что немцы узнали о месте ее проведения и спешно готовят покушение на ее лидеров. Тегеран был наполнен разведчиками и спецслужбами воюющих государств, как консервная банка сардинами.

Уже по прошествии многих лет Черчилль писал: «Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути нашего следования в город на протяжении почти трех миль через каждые 50 ярдов были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой…

Здание английской миссии и окружающие его сады почти примыкают к советскому посольству… Американская миссия охранялась американскими войсками, находилась более чем в полумиле, а это означало, что Сталину и мне пришлось бы дважды или трижды в день ездить туда и обратно по узким улочкам Тегерана…»

О том, что немцы готовят покушение на лидеров «Большой тройки», Сталин знал еще до приезда в Иран. Впрочем, по первоначальным планам первая встреча в верхах должна была состояться не в Тегеране. Союзники предлагали провести ее в Касабланке.

Но Сталин не дал на это согласия. «Когда встал вопрос о Касабланке, – пишет сын Берии, Серго, – как месте проведения конференции на высшем уровне, Алжир тут же заинтересовал нашу разведку и Генеральный штаб. Прежде всего необходимо было развернуть узел связи. Тогда я и попал в Северную Африку. Летали из Ирака на английском самолете… с английским экипажем. Пробыли мы в Касабланке дней пять или шесть, но поступила команда «Отбой!», пришлось возвращаться».

В Тегеране советская миссия располагалась в парке, с надежной охраной, и американскому президенту было предложено поселиться в ее помещениях. Сначала президент отказался. Черчилль вспоминал: «Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом, включая и превосходных филиппинских поваров с его яхты, переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение».