Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Однако дело не только в нереальности планов, разработанных командующими округами и утвержденных Генштабом. К.К. Рокоссовский так писал в своей книге о командовании КОВО, где он служил: «Даже тогда, когда совершенно ясно были установлены направления главных ударов, наносимых германскими войсками, а также их группировка и силы, командование округа оказалось неспособным взять на себя ответственность и принять кардинальные решения для спасения положения, сохранить от полного разгрома большую часть войск, оттянув их в старый укрепленный район.
Уж если этого не сделал своевременно Генеральный
Роль командования округа сводилась к тому, что оно слепо выполняло устаревшие и не соответствующие сложившейся на фронте и быстро менявшейся обстановке директивы Генерального штаба…
Оно последовательно, нервозно и безответственно, а главное, без пользы пыталось наложить на бреши от ударов главной группировки врага непрочные «пластыри», т. е. неподготовленные соединения и части. Между тем заранее знало, что этими «пластырями» остановить противника нельзя: не позволяли ни время, ни обстановка, ни собственные возможности.
Организацию подобных мероприятий можно было наладить где-то в глубине территории, собрав соответствующие для проведения этих мероприятий силы, но они вводились в действие и истреблялись по частям.
…Под удары организованно наступающих крупных сил врага подбрасывались по одной-две дивизии. К чему это приводило? Ответ может быть один – к истреблению наших сил по частям, что было на руку противнику» [47] .
Все это так. Но была и еще одна сторона медали, на которую историки обычно не обращают внимания. На большие исторические события всегда оказывают влияние крутые изменения личных судеб людей. Это только в художественной литературе и исторических мифах «народ» полон героического пафоса.
В действительности при угрозе собственной жизни «народ» нередко превращается в неуправляемую толпу, а военные – в беглецов и дезертиров. Эта метаморфоза от ультрапатриотов до трусливых беглецов естественна. Нужна воля сильных людей, чтобы подавить животный страх, скрытый в самих человеческих генах.
Так и случилось с началом войны. 25 июня 1941 года секретарь Брестского обкома партии М.Н. Тупицин докладывал Сталину и Пономаренко, что значительная часть орудий резерва Главного командования разбита при бомбежках, а все «ценные орудия остались у немцев… Руководство 4-й армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями…
Ни одна часть и соединение не были готовы принять бой , поэтому были вынуждены или в беспорядке отступать, или погибнуть… Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4-й армии началась паника… командиры растерялись .
Можно наблюдать такую картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл. командирами) и бойцов обращались в бегство . Опасно, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер».
Речь идет о той же пресловутой 4-й армии, которой командовал генерал-майор Александр Коробков. Это та «солдатская правда», о которой историография долго умалчивала.
Он сообщал, что военные «в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что подорвали их бомбами… В городе полно командиров из Бреста, Кобрина, не знающих, что им делать, беспрерывно двигающихся на машинах на восток без всякой команды, так как старшего войскового командира, который мог бы комбинировать действия войск, нет».
Пожалуй, некая трагикомичность состоит в том, что эта паника, часто превращавшаяся в бегство, немцами была воспринята как осмысленный замысел советского военного командования.
В военном дневнике Франца Гальдера на начало второго дня войны отмечено: «Утренние донесения за 23.06 и полученные в течение ночи итоговые оперативные сводки за 22.06 дают основание сделать вывод о том, что следует ожидать попытки общего отхода противника.
Командование группы «Север» считает даже, что такое решение было принято противником за четыре дня до нашего наступления.
В пользу вывода о том, что значительная часть сил противника находится гораздо глубже в тылу, чем мы считали, и теперь частично отводится еще дальше, говорят следующие факты: наши войска за первый день наступления продвинулись с боями на глубину до 20 км.
Далее – отсутствие большого количества пленных , крайне незначительное количество артиллерии, действовавшей на стороне противника, и обнаруженное движение моторизованных корпусов противника от фронта в тыл , в направлении Минска…»
Конечно, война обнажила расхлябанность, неподготовленность и низкий профессионализм многих военных руководителей. 26 июня партийные секретари Латвии писали Сталину, что хотя имеется достаточно сил для «успешного отражения наступления противника… в штабе (Северо-Западного фронта, где командующим был генерал-полковник Ф.И. Кузнецов) не соблюдаются основные правила организации работы.
Между отдельными войсковыми соединениями нет связи, нет взаимодействия, также нет взаимодействия между отдельными видами оружия (авиация, пехота). Ввиду того, что разведка поставлена плохо, часто авиация не может бомбить колонны противника, так как штабу неизвестно, чьи это колонны … При неудовлетворительной работе штаба положение на нашем участке фронта остается неудовлетворительным».
Член Военного совета Северо-Западного фронта В.Н. Богаткин докладывал Л. Мехлису: «Если идут в бой танки и пехота, нет авиации; если идет в бой пехота – нет артиллерии или танков…»
Участник Первой мировой войны, командующий Северо-Западным фронтом Федор Исидорович Кузнецов тоже не был новичком в армии. Он прошел Гражданскую войну и с 1935 по 1938 год являлся начальником факультета кафедры Военной академии имени Фрунзе; военное образование получил в этой же академии в 1926 году. С 1940 года начальник Военной академии Генштаба. С августа 1940 года командующий войсками Северо-Кавказского, а по 1941г. – Прибалтийского округа. Участник финской войны.