Великая война. 1914–1918

John Keegan

THE FIRST WORLD WAR

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016

КоЛибри®

Я вырос в окружении мужчин, сражавшихся на фронтах Первой мировой войны, и женщин, которые дома ждали от них вестей. На передовой были мой отец и два его брата, а также мой тесть. Все четверо вернулись с войны. Они рассказывали далеко не все, но из фронтовых воспоминаний отца и тестя я узнал, что такое война. Сестра моего отца, так и оставшаяся незамужней, – одна из множества молодых англичанок, женихи которых не вернулись с фронта, – в конце своей жизни тоже рассказала мне кое-что о тревогах того времени. Именно они, а также сотни других людей, прямо или косвенно затронутых трагедией войны, вдохновили меня на написание этой книги.

Она во многом основана на моих личных воспоминаниях, но и литературные источники я изучал очень внимательно. Мне были доступны интересные книги. Эти работы оказались

чрезвычайно полезными, и я хочу поблагодарить руководителей и сотрудников библиотек британской Королевской военной академии в Сандхерсте, Военной академии США в Уэст-Пойнте, американского колледжа Вассара, а также газеты The Daily Telegraph. Моя особая благодарность полковнику Роберту Даути, начальнику кафедры истории в Уэст-Пойнте, и его заместителю майору Ричарду Фолкнеру – за то, что в 1997 году, когда я читал лекции в колледже Вассара, помогли мне получить разрешение пользоваться великолепной библиотекой Военной академии США. Я благодарен заведующему Лондонской библиотекой и ее персоналу, а также Тони Нойесу, председателю Ассоциации английских ветеранов войны.

Я в огромном долгу перед Энтони Уиттом – моим редактором в издательстве Hutchinson, и Эшбел Грин – редактором в издательстве Knopf, Анной Марией Эрлих – редактором рисунков и составителем карт, Аланом Гиллилендом – редактором графического материала газеты The Daily Telegraph. Особая признательность Энтони Шейлу – моему литературному агенту. Я благодарен Линдси Вуд, которая печатала рукопись, указывала на допущенные ошибки, расшифровывала мои каракули, проверяла ссылки на литературу, устраняла несоответствия и преодолевала всякого рода трудности при издании книги. Линдси снова доказала, что как секретарю ей нет равных.

Хочу отметить терпение Чарльза Мура, редактора газеты The Daily Telegraph, и помощь моих коллег Роберта Фокса, Тима Бутчера, Трейси Дженнингс, Люси Гордон-Кларк и Шарон Мартин. Особую благодарность я испытываю к Конраду Блэку, владельцу The Daily Telegraph.

Благодарю моих друзей в Килмингтоне – Хонор Медлем, Майкла и Несту Грей, Мика Ллойда и Эрика Кумбса. Без них эта книга никогда бы не появилась.

И как всегда – огромная любовь и благодарность моей дорогой жене Сюзанне и нашим детям Люси, Роуз, Томасу и Мэттью, а также зятю Бруксу Ньюмарку.

Мейнор-хаус, Килмингтон23 июля 1998 года

Первая мировая война – конфликт трагический, но совершенно необязательный. Необязательный он потому, что цепь событий, которые к нему привели, могла быть прервана в любой момент на протяжении пяти недель кризиса, предшествовавшего первым столкновениям на поле боя, – если бы верх взяли благоразумие и добрая воля. Трагический же это конфликт потому, что последствия первых столкновений повлекли за собой 10 000 000 смертей, страдания многих людей, а также разрушение культуры Европейского континента. Четыре года спустя пушки наконец смолкли, но война оставила в наследство политическую вражду и расовую ненависть такой силы, что без ссылок на них не может обойтись ни одно объяснение причин начала следующей Великой войны. Вторая мировая, забравшая в пять раз больше человеческих жизней (не говоря уж о несравнимом материальном ущербе), была прямым следствием Первой мировой войны. 18 сентября 1922 года Адольф Гитлер, демобилизованный с фронта солдат, поставил перед побежденной Германией цель, которую сам же и реализовал 17 лет спустя: «Нельзя допустить, чтобы гибель двух миллионов немцев оказалась напрасной. Наша обязанность отомстить за них!» [1]

Память об этой мести можно найти по всему разрушенному континенту – в восстановленных центрах немецких городов, которые сровняли с землей летчики антигитлеровской коалиции (налеты стали ответом на агрессию Третьего рейха), а также в Ленинграде, Сталинграде, Варшаве, Роттердаме, Лондоне и других городах, превращенных в руины самими немцами. Остатки фортификационных сооружений Атлантического вала – системы долговременных и полевых укреплений длиной свыше 5000 километров, созданной германской армией после разгрома Франции вдоль европейского побережья Атлантики от Норвегии и Дании до границы с Испанией, построенной в тщетной надежде остановить наступление противника, – тоже служат памятником его жажды мести, как и бараки Аушвица и лагерей смерти в Собиборе, Белжеце и Треблинке. Детский ботинок в польской пыли, моток ржавой колючей проволоки, измельченные кости поблизости от того места, где располагались газовые камеры, – все это наследие не только Второй мировой войны, но и Первой [2] . У них есть предшественники – та же самая колючая проволока на французских полях, некогда изрытых траншеями и сырым утром наполняющих воздух запахом ржавчины, полусгнившие обрывки кожаной амуниции, которые туристы изредка находят под живыми изгородями вдоль дороги, покрытые патиной медные бляхи и пуговицы, проржавевшие остатки оружия и зазубренные осколки снарядов. У них есть предшественники и в виде останков безымянных солдат, которые и сегодня находят фермеры в пропитанной кровью земле на берегах Соммы («Я сразу же прекратил работу. Я с большим уважением отношусь к погибшим англичанам…»), – точно так же, как нечетким кадрам с грудами тел в массовых захоронениях в Белжеце в 1945 году предшествовали размытые изображения французских солдат, штабелями складывающих тела погибших товарищей после Второй битвы в Шампани в 1915-м. Первая мировая война впервые запустила машину массового убийства, а Вторая мировая безжалостно довела ее до совершенства.

Есть и официальные памятники. Почти во всех французских и британских городах и деревнях можно найти мемориалы погибшим во Второй мировой войне. Есть такой и в Килмингтоне – там список имен вырезан у подножия надгробного креста, установленного на перекрестке дорог. Сам крест поставили в память о молодых людях, не вернувшихся с фронтов Первой мировой войны, причем их число в два раза превышало число погибших во время Второй мировой. В 1914 году в деревне жили около 200 человек, и не вернувшиеся с фронта У. Грей, А. Лэпхем, У. Ньютон, А. Норрис, С. Пенн, Л. Пенн и У. Дж. Уайт –

это примерно четверть мужчин призывного возраста, ушедших на войну. Их имена можно найти в метрических книгах, которые ведутся с XVI века. Эти документальные свидетельства дожили до наших дней. По книгам легко увидеть, что Первая мировая война принесла столько горя, сколько это поселение, основанное англосаксами еще до Нормандского завоевания, никогда не видело раньше, а если точнее, то и позже. Мемориальный крест – единственный, если не считать церкви, памятник в деревне. Такие же кресты есть во всех соседних деревнях и городах графства, а также в епархиальном соборе в Солсбери. Точно такой же крест установлен в каждом французском соборе, и внизу обязательно есть табличка с надписью: «Во славу Господа и в память павшего в мировых войнах миллиона британцев, многие из которых нашли упокоение во французской земле».

Рядом с этими крестами стоят памятники местным жителям – их можно найти во всех соседних населенных пунктах. В Первой мировой войне Франция потеряла почти 2 000 000 человек. Другими словами, двух из девяти призванных в армию… Очень часто в честь павших на постамент ставили статую солдата, poilu [3] , в мундире французской армии с винтовкой в руке, штык которой указывает на восток, в сторону границы с Германией. Список имен на постаменте прискорбно длинен, а повторяющиеся фамилии свидетельствуют о том, что некоторые семьи теряли не одного, а нескольких человек сразу. Такие списки, вырезанные на камне, можно увидеть в больших и маленьких городах почти всех участвовавших в Первой мировой войне стран. Особенную горечь я испытал перед строгим, выдержанным в классическом стиле памятником кавалерийскому отряду региона Венето рядом с собором на острове Мурано в Венецианской лагуне – бесконечные столбцы с фамилиями молодых людей из долины реки По, павших в суровых нагорьях Юлианских Альп. Подобные чувства я испытывал и в храмах Вены, где строгие каменные плиты увековечивают память полков империи Габсбургов, теперь почти забытых.

У немцев, которые не всегда могут достойно оплакать своих солдат и офицеров, погибших во время Второй мировой войны, из-за того что их армия была скомпрометирована зверствами нацистов, есть трудности, если не материальные, то моральные, в должном символическом выражении собственной скорби по павшим в Первой мировой, поскольку многие из них лежат в чужой земле. На востоке поля сражений были закрыты для них большевистской революцией, а на западе им в лучшем случае позволяли эксгумировать и перезахоронить погибших. В сердцах бельгийцев и французов, а также на их землях не нашлось достаточно места для устройства немецких военных кладбищ. Британцам выделили постоянные места для захоронения, которые в 20-х годах прошлого столетия превратились в череду необыкновенно красивых, утопающих в зелени кладбищ вдоль всей линии Западного фронта, тогда как немцев обязали устроить братские могилы в глухих местах, где покоятся останки их убитых солдат. Только в Восточной Пруссии в легендарном местечке Танненберг им удалось построить мемориал в честь павших. До ма, вдали от тех мест, где погибли молодые солдаты, скорбь по ним увековечивают памятники в соборах, обычно выполненные в строгом готическом стиле и зачастую с использованием сюжетов из «Распятия» Матиаса Грюневальда и «Мертвого Христа в гробу» Ганса Гольбейна Младшего [4] .

Христос у Грюневальда и Гольбейна перед смертью страдал, истекая кровью, и рядом с ним не было ни родственника, ни друга. Этот образ очень точно символизировал простых немецких солдат Первой мировой войны. Число павших на поле боя и похороненных в неизвестных местах было так велико, что один священник англиканской церкви, служивший во время войны армейским капелланом, высказал мысль, что наиболее подходящей данью памяти погибшим будет торжественное захоронение останков Неизвестного Солдата, могила которого станет мемориалом. Предложение было принято, останки Неизвестного Солдата привезли в Вестминстерское аббатство и 11 ноября 1920 года захоронили у входа под плитой с надписью: «Похоронен в усыпальнице королей, ибо заслужил эту честь своей любовью к Господу и отчизне». В тот же день, во вторую годовщину перемирия 1918 года, французский неизвестный солдат был похоронен в Париже под Триумфальной аркой, а впоследствии подобные могилы появились во многих столицах стран-победительниц [5] . Однако когда в 1924 году побежденные немцы попытались создать свой мемориал павшим, известие об этом вызвало волну политических протестов. Рейхспрезидент Фридрих Эберт, потерявший на войне двух сыновей, произнес речь в защиту этой инициативы и предложил почтить память павших минутой молчания, однако тишину нарушили выкрики, как милитаристские, так и антивоенные, и за всем этим последовали волнения, не утихавшие целый день [6] . Мучительное наследие проигранной войны продолжало раскалывать Германию – до самого прихода к власти Гитлера девять лет спустя. Вскоре после того, как он стал канцлером Германии, нацисты начали называть Гитлера живым воплощением Неизвестного Солдата, которому Веймарская республика не смогла оказать должные почести. Вскоре после этого и сам фюрер стал в своих речах называть себя неизвестным солдатом мировой войны. Семена, брошенные им в землю Германии, дадут кровавые всходы – во время Второй мировой войны погибнут миллионы немцев [7] . Ненависть посеять легко, а выпалывается она плохо…