Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)
Шрифт:
Причём если в следственных тюрьмах ещё можно было порою этому противостоять («блатных» здесь старались содержать изолированно от других категорий арестантов), то в пересыльных тюрьмах, на этапе, в лагерях от «абиссинского налога» не был застрахован никто. В общем-то, это была просто одна из форм грабежа, «обжималовки» заключённых. Всё собранное шло на «благо воровское», то есть на «общак» исключительно для «блатных». Позже «абиссинским налогом» и «воровским благом» стали просто называть «воровской общак».
Среди общей массы арестантов существовали так же, как и сейчас, «землячества», «семьи», объединения арестантов по принципу «вместе кушаем»… Но всё это были мелкие группы на принципах взаимной симпатии, национальной однородности или происхождения из одной местности. К «общаку» они никакого отношения не имели.
Первые арестантские
Поначалу эти люди относились друг к другу с подозрением, считая всех вокруг «настоящими врагами народа», а себя — невиновными. Но тюремный быт постепенно заставлял людей сплачиваться и как-то выживать. Одним из способов такого выживания и был прообраз «общака» — «комбед». Писатель Варлам Шаламов, прошедший сталинские тюрьмы и лагеря, свидетельствует следующее:
В трагических страницах России тридцать седьмого и тридцать восьмого годов есть и лирические строки, написанные своеобразным почерком. В камерах Бутырской тюрьмы… переполненных до предела…сложился любопытный обычай.
В Бутырской тюрьме разрешались денежные передачи — не более 50 рублей в месяц. На эту сумму каждый, имеющий деньги, зачисленные на его лицевой счёт, мог приобрести продукты в тюремной лавочке, мог истратить четыре раза в месяц по тринадцать рублей — «лавочки» бывали раз в неделю…
В камере всегда были люди без копейки денег — не один и не два человека… Люди, у которых нет денег на лицевом счету тюрьмы, должны питаться казённым пайком без всякой добавки. Тюремный паёк — скучная штука…Лавочная колбаса, масло, сахар, сыр, свежие булки — были лакомствами. Продукты принесены, начинается вечернее чаепитие. Те же, у кого денег нет, чувствуют себя чужими на этом общем празднике…
Изобретательный мозг тюрьмы нашёл выход, устраняющий ложность положения безденежных товарищей и дающий почти официальное право каждому безденежному пользоваться «лавочкой». Он может вполне самостоятельно тратить свои собственные деньги, покупать то, что хочется.
Откуда же берутся эти деньги?
Здесь-то и рождается вновь знаменитое слово времён военного коммунизма, времён первых лет революции. Слово это — «комбеды», комитеты бедноты…
Организация комбедского дела сводилась к самому простому виду товарищеской взаимопомощи. При выписке «лавочки» каждый, кто выписывал себе продукты, должен был отчислить десять процентов в «комбед». Общая денежная сумма делилась на всех безденежных камеры — каждый из них получал право самостоятельной выписки продуктов из «лавочки».
В камере с населением 70–80 человек постоянно бывало 7–8 человек безденежных. Чаще всего бывало, что деньги приходили, должник пытался вернуть данное ему товарищами, но это было необязательно. Просто он, в свою очередь, отчислял те же десять процентов, когда мог…
За «комбед» не благодарили. Это выглядело как право арестанта, как непреложный тюремный обычай…
Бесспорно, любой арестант мог отказаться от отчислений. При таком заявлении никаких отчислений не производилось и всё заказанное доставлялось полностью.
Однако кто рискнёт на такое заявление? Кто рискнёт противопоставить себя тюремному коллективу — людям, которые с тобой двадцать четыре часа в сутки… («Комбеды»).
Шаламов в своём очерке перечислил также всевозможные способы, при помощи которых тюремное «братство» перевоспитывало «строптивцев». Из приведённого отрывка видно, что «комбеды» — идеальный прообраз современных «общаков».
Нынешние «кассы взаимопомощи» арестантов организованы именно по принципу «комбедов». Правда, практика часто далека от теории…
Интересно и ещё одно важное обстоятельство: пока разрешались вещевые и продуктовые передачи и пользование тюремным магазином было не ограничено — не существовало никаких «комбедов»! Они возникли лишь во второй половине тридцатых годов, когда власть стала «закручивать гайки»
Таким образом, «общак» «фраерский» и «общак» «воровской» долгое время существовали абсолютно независимо.
Расцвет общеарестантских касс взаимопомощи под патронажем «законных воров» начинается со второй половины 50-х годов, когда постепенно формируется образ «вора» как защитника прав всего зэковского сообщества безотносительно к уголовному прошлому и авторитету. Только с постепенным поворотом «воровской идеи» от кастовой замкнутости и исключительности в сторону простого осуждённого, с провозглашением основными задачами и обязанностями «воров» защиты «честных арестантов» от всех форм беспредела (в том числе и «ментовского»), поддержки каждого человека, который попал «за колючку» и ведёт себя «достойно», — лишь тогда «общак» стал действительно местом накопления крупных сумм и средств и мощным фактором воздействия «воровского мира» на мир арестантский. Теперь речь идёт не только о поддержке «блатного» или «босяка», но о помощи такому же, как ты, «сидельцу», попавшему в тяжёлое положение. Сегодня — он, завтра — ты. Ты поможешь сегодня, тебе помогут завтра. А может быть, твоим родным, близким.
Только «отстёгивай» регулярно и по совести…
На деле всё обстоит, к сожалению, не так идеально. Многие простые осуждённые, с которыми нам приходилось общаться, постоянно жалуются на то, что общая арестантская касса в основном используется для поддержки «братвы», «чёрных», «отрицаловки» — то есть профессиональных уголовников и тех, кто к ним примыкает. Если прежде ещё как-то соблюдался принцип контроля со стороны специально выбранных для этого «достойных арестантов», то теперь всё чаще на такой «анахронизм» «авторитеты» не размениваются.
По «закону», каждый «бросает на общак», сколько в состоянии. Может, конечно, и вовсе не отчислять. Это необязательно. Но, как правильно замечал Шаламов, «кто рискнёт противопоставить себя тюремному коллективу»?
Впрочем, более подробно о современном «общаке» мы расскажем в очерке «Менты против воров».
Крестовый поход на Васисуалия Лоханкина
Пока же отвлечёмся на время от «этнографического» описания «воровского братства».
Мы достаточно подробно остановились на становлении и изменении «законов» профессионального преступного мира начала 30-х годов (при этом даже нередко забегая далеко вперёд, чтобы подчеркнуть разницу между этими ранними установлениями и более поздними «понятиями» «воровского» сообщества). Но прежде чем пойти дальше, мы обязаны хотя бы в общих чертах обрисовать обстановку в советском обществе того периода. Потому что именно государственная идеология, общественные настроения, черты жизни и быта гражданского общества определяют правила поведения и мировоззрение профессионального преступного мира. В чём нам предстоит убедиться.
Конец 20-х — начало 30-х годов отмечены началом страшного кризиса, усилением тоталитаризма и идеологического диктата государства, свёртыванием рыночных процессов в экономике, подавлением духовной свободы личности, внедрением в сознание граждан догматических теорий развития страны («индустриализация», «коллективизация», «борьба с вредителями» и пр.)…
Грубые просчёты руководства и партийной верхушки приводят страну на грань катастрофы. Начинается поиск виновных, «врагов социализма». Причём поиск этот приобретает ТОТАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР.
В условиях провозглашенной «диктатуры пролетариата» совершенно естественно, что первый удар принимает на себя интеллигенция — прослойка, новой власти чуждая и подозрительная. Впрочем, отношение большевиков и их главных идеологов к интеллигенции оформилось давно. Ещё в 1919-м году Ленин писал Горькому:
Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и её пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно» (ПСС, т. 51, стр. 48).