Великие Борджиа. Гении зла
Шрифт:
Он решил выдать Лукрецию замуж.
III
Уж какие чувства испытал герцог Феррары, Эрколе д’Эсте, когда узнал, что в качестве жениха Лукреции Борджиа Святой Отец хотел бы видеть его старшего сына, Альфонсо д’Эсте, сказать трудно. Но, по-видимому, он встретил эту идею без восторга и начал делать все возможное, чтобы такого брака избежать. Некий тактический союз с семейством Борджиа был вполне приемлем, несмотря на сделанную ими попытку отобрать у герцога Феррару. Но Альфонсо был не просто сыном Эрколе д’Эсте – он был его старшим сыном и наследником. Иметь в качестве невестки и матери своих будущих внуков даму, уже дважды побывавшую замужем, расставшуюся со своим первым мужем в результате скандального развода, а со вторым – в результате того, что его удушили
В конце концов, кто они такие, эти Борджиа? Дочь Эрколе д’Эсте, Изабелла, была замужем за властителем Мантуи Франческо Гонзага – и она решительно возражала против того, что ее брат возьмет в жены Лукрецию Борджиа, и вся родня со стороны мужа была с ней вполне согласна. Елизавета да Монтефельтро, герцогиня Урбино (урожденная да Гонзага), была просто вне себя от негодования: как смели какие-то нувориши, Борджиа, посягать на родство со старинными княжескими родами д’Эсте, Гонзага, Монтефельтро? Положим, это был некоторый перегиб – сама Элизабетта да Гонзага не погнушалась породниться с Монтефельтро, которые еще относительно недавно были простыми кондотьерами, – но ее мысли были недалеки от тех, которые имелись и у ее родственников из семейства д’Эсте.
Но папа Александр VI был человеком настойчивым, и он нашел способ сломить сопротивление своей будущей родни. Людовику XII было желательно провести некие преобразования в организации Церкви в пределах его государства – и папа назначил Жоржа д’Амбуаза, первого министра короля, легатом Святого Престола во Франции. В обмен на это король согласился « похлопотать насчет замужества Лукреции Борджиа» – и уже его сватовство семейству д’Эсте отвегнуть было трудновато. Эрколе I, герцог Модены, Феррары и Реджо-Эмилия, был мудрым государем и человеком практичным – и он решил, что раз уж нельзя отказаться от предлагаемого ему союза, то надо извлечь из него максимальную пользу. И он заломил за свое согласие неслыханную цену – он потребовал, чтобы к предлагаемому ему приданому Лукреции размером в 100 тысяч дукатов было приложено еще и « одеяние невесты», равное по стоимости ее приданому. В «одеяние» по обычаю входили всевозможные одежды, утварь и драгоценности – и цена всего этого зависела от состояния роднящихся семей и оговаривалась в специальном соглашении, но стоимость его в 100 тысяч золотых как-то даже и прецедента не имела. Но папа Александр VI был широким человеком, и для любимой дочери ему было ничего не жалко.
Он согласился.
IV
О перемене своего статуса Лукреция Борджиа узнала из того, что на банкетах ей стали подавать еду на серебряной посуде – согласно обычаю, даже в высшем обществе такая честь подобала только замужним женщинам, а не девицам и не вдовам. Ее брак с Альфонсо д’Эсте был формально заключен в мае 1501 года, и в Риме его отмечали в высшей степени торжественно: папа Александр объявил о нем в консистории кардиналов, в городе звонили все колокола, и вообще повсюду – по крайней мере, в теории – царило всеобщее ликование. Расхождение между теорией и практикой имело причины, и состояли они в том, что папа Александр даровал Ферраре право не платить налог в папскую казну, полагавшийся Святому Престолу по статусу номинального « синьора Феррары». Кардиналы возражали против такой уступки и говорили, что семейные интересы данного конкретного папы римского не должны ставиться выше интересов Папской области как светского владения Церкви.
Но Александр VI не посчитался с их возражениями – дело было слажено. Брачный контракт был подписан 26 августа в Риме, а шесть дней спустя в Ферраре, в герцогском замке Белфиоре, брак был заключен, хотя пока что и заочно – Лукреция все еще оставалась в Риме. Она, правда, отправилась в церковь Святой Марии дель Пополо – возблагодарить Богородицу за дарованное ей счастье. Понятное дело, дочь папы Александра не могла пойти в церковь просто так – ее сопровождала целая процессия, в которой было три сотни всадников, включая послов Франции и Испании и четырех епископов. В знак радости Лукреция по обычаю подарила свою накидку одному из своих шутов – странный обычай, но шуту так не показалось. Накидка была шита золотом и стоила по меньшей
В замке Святого Ангела со стен палили пушки, улицы Рима были украшены и иллюминованы – а 15 сентября в Ватикан прибыли послы из Феррары, Джерардо Сарацени и Этторе Белиннгхери, оба почтенные юристы и дипломаты с большим опытом. Они должны были приветствовать свою будущую герцогиню, но она оказалась утомленной, и вместо нее с ними беседовал кардинал Франческо Борджиа. Послам сообщили, что мадонна Лукреция пребывает в своих покоях, потому что нуждается в отдыхе, ибо пиры и церемонии, связанные с ее браком, непременно требуют ее присутствия и частенько затягиваются до глубокой ночи. Вполне понятно – пиры задавал новый Чезаре Борджиа, герцог Романьи, брат мадонны Лукреции. И всем было известно, что уж кто, кто – а он истинный мастер повеселиться. Где-то в самом конце октября для отца и для любимой сестры он устроил в своих покоях в Ватикане целый праздник. Пир и правда вышел поистине замечательный.
Он, можно сказать, вошел в историю как « банкет рассыпаемых каштанов».
V
Согласно нашему бесценному источнику, запискам Иоганна Бурхарда, дело с банкетом было обставлено так: в число приглашенных гостей включили и 50 проституток. Их как раз примерно в это время стали называть куртизанками – а до того они были просто «грешницы» или «блудницы». Понятное дело, герцог Романьи не поскупился. Нанятая им «группа сопровождения» – если уж мы будем прибегать к современной терминологии – состояла из самых молодых и красивых женщин, каких только можно было найти в Риме, их услуги стоили существенных денег.
После ужина, когда гости уже изрядно набрались вина, а сумерки сгустились до того, что столы уставили канделябрами с зажженными свечами, начались танцы. Куртизанки и в этом искусстве разбирались вполне профессионально, это им требовалось для успеха в их основном занятии, так что танцы были очень оживленными, особенно после того как женщины разделись. Ну а потом по знаку распорядителей пира канделябры переставили со столов на пол, а по полу рассыпали каштаны. Теперь куртизанки должны были собирать их, ползая на четвереньках между зажженными свечами, – гостям же было предложено поохотиться не за каштанами, а за девушками. Пир плавно перешел в фазу свального греха, причем тех, кто показывал наиболее впечатляющие результаты, награждали чем-нибудь ценным.
Судейство было самым что ни на есть честным и объективным, поскольку состязания проходили на глазах у всех, да и жюри состояло не из каких-нибудь посторонних арбитров, а из самих участников оргии. То, что « пир с рассыпанием каштанов» состоялся и проходил примерно так, как это описано выше, – это совершенно бесспорно. Бесспорно так же и то, что на пиру были и папа Александр, и его дочь, Лукреция Борджиа – банкет, в конце концов, давался в их честь. Но что интересно, так это то, что оспаривается факт их присутствия на банкете в то время, когда там началось самое интересное – « сбор каштанов». Доказательств нет – ни «за», ни «против». Выдвигается предположение, что будущая герцогиня феррарская не захотела бы порочить свое честное имя, оставаясь на таком пиру, в то время как в Риме присутствовали послы ее свекра, герцога Феррары. Честно говоря, аргумент этот кажется мне слабым, и не потому, что скандальная версия всегда интереснее.
Но на вещи все-таки есть смысл смотреть в контексте событий. И вот как раз для освещения контекста нам есть смысл взглянуть в записки Бурхарда еще разок. Вот что мы там находим:
«… какой-то крестьянин пришел в Рим через ворота Виридария (возле Ватикана), ведя в поводу двух кобыл, груженных дровами. Его перехватили папские слуги, которые отняли у него лошадей, срезали веревки, державшие груз, скинули его на землю и отвели кобыл во внутренний двор дворца. Туда же выпустили четырех жеребцов из папских конюшен – и они немедленно начали драться и кусать друг друга, стараясь взгромоздиться на кобыл и покрыть их. Папа римский и его дочь, донна Лукреция, смотрели на это зрелище с балкона с видимым удовольствием и звонко смеялись».