Великие дерзания

Браун Брене

Помимо бдительности в отношении предварительных условий и перфекционизма, мы можем помочь детям сохранять и развивать чувство собственного достоинства подругому. Для рассмотрения этого способа нужно вернуться к различиям между стыдом и виной. Исследования показывают, что именно от воспитания зависит склонность наших детей к стыду или вине. Другими словами, мы можем сильно влиять на то, как наши дети думают о себе и своих трудностях. Зная, что стыд коррелирует с зависимостью, депрессией, агрессией, насилием, пищевыми расстройствами и самоубийствами, а вина менее опасна в этом плане, мы, естественно, хотим

воспитывать детей так, чтобы они испытывали вину, а не стыд.

Это означает, что мы должны разделять детей и их поведение. Как оказалось, есть существенная разница между «ты – плохой» и «ты сделал чтото плохое». И эта разница не только в семантике. Стыд разъедает ту часть нашей натуры, которая считает, что мы способные и хорошие. Когда мы стыдим своих детей, то лишаем их возможности расти и пробовать новые модели поведения. Если ребенок сказал неправду – он может изменить свое поведение. Если ребенок – лжец, потенциала для изменений нет.

Для культивирования разговоров с самим собой с точки зрения вины, а не стыда необходимо переосмысление воспитания и разговоры с детьми. Это также означает, что детям необходимо объяснять суть этих понятий. Дети очень восприимчивы к разговорам о стыде, если мы, конечно, готовы это сделать. К 4–5 годам мы можем объяснить им разницу между виной и стыдом, а также не забыть напомнить им, что мы их очень сильно любим, независимо от того, будет ли их выбор правильным.

Когда Эллен ходила в детский сад, ее воспитатель в один прекрасный день позвонила мне и сказала: «Я хорошо понимаю, что вы делаете».

Когда я поинтересовалась, что она имеет в виду, она рассказала вот какую историю. В начале недели она посмотрела на Эллен, которая играла в песочнице, и сказала: «Эллен! Ты – грязнуля». Девочка серьезно посмотрела на воспитательницу и ответила: «Я могу испачкаться, но я не грязнуля».

Мой сын Чарли также понял разницу между стыдом и виной. Когда я обнаружила, что наша собака вытаскивает отходы из мусорной корзины, я начала ее ругать: «Плохая девочка!» Чарли с криком подбежал ко мне: «Дэйзи – хорошая девочка, которая сделала плохой выбор! Мы любим ее! Нам просто не нравится ее выбор!»

Когда я попыталась объяснить Чарли, что речь идет о собаке, то Чарли ответил: «А, я понял. Дейзи – хорошая собака, которая сделала плохой выбор».

Дети очень болезненно переживают стыд, потому что он неразрывно связан со страхом быть нелюбимым. Для маленьких детей, которые полностью зависят от родителей с точки зрения самого выживания – в питании, жилье и безопасности, – чувство нелюбви представляет собой угрозу для их выживания. Это настоящая травма. Я убеждена, что причина, по которой большинство из нас при ощущении стыда снова чувствует себя маленьким ребенком, в том, что наш мозг хранит воспоминания о раннем опыте стыда как о травме, и когда мы касаемся этих воспоминаний, то снова возвращаемся в свои детские переживания. Пока нет нейробиологических исследований, которые могли бы подтвердить эту гипотезу, но я провела сотни интервью, в которых люди говорят об одной и той же схеме:

«Я не знаю, что случилось. Босс назвал меня идиотом в присутствии

коллег, и я не мог ответить. Внезапно я как будто вернулся во второй класс к миссис Портер, я просто онемел. Я не могу найти хотя бы одного достойного ответа».

Или: «Мой сын соврал уже во второй раз, и я не смогла этого вытерпеть. Я всегда говорила, что никогда не сделаю то, что мой отец делал со мной, но я кричала на него на глазах у его друзей. Я даже не понимаю, как это произошло».

В главе 3 мы говорили о том, что мозг реагирует на социальную отверженность или стыд точно такой же, как он реагирует на физическую боль. Я думаю в конечном счете мы всетаки получим данные в поддержку гипотезы, что дети переживают стыд как травму. И я без колебания могу утверждать, что детские переживания стыда меняют нашу сущность, представления о себе и самооценку.

Мы можем работать над тем, чтобы не использовать стыд в качестве инструмента воспитания, но наши дети все равно будут сталкиваться со стыдом во внешнем мире. Но есть и хорошая новость. Когда дети понимают различие между стыдом и виной и знают, что мы открыты для разговора об этих чувствах и переживаниях, у них гораздо больше шансов справиться со стыдом. Ведь они могут столкнуться с ним в процессе общения с учителями, тренерами, священниками, нянями, бабушками и дедушками и другими взрослыми, которые влияют на их жизнь. Понимание разницы и разговор являются особенно важными, потому что это дает нам возможность «отрезать» стыд, как мы отрезаем ненужную деталь на фотографии.

Я часто использую альбом в качестве метафоры, чтобы рассказать о влиянии стыда на детей. Будучи родителями, когда мы узнаём о стыде, то вынуждены признаться: мы стыдили своих детей. Бывает. Даже с исследователями стыда. Учитывая серьезность результатов относительно стыда, мы также начинаем беспокоиться, что моменты стыда, которые случаются за пределами дома, будут определять поведение и даже жизнь наших детей, несмотря на усилия в семье. Нет сомнений, что в нашей жестокой культуре царят навешивание ярлыков, оскорбления и издевки. Но мы можем повлиять на степень воздействия стыда на жизнь своих детей.

Большинство из нас может вспомнить случаи из детства, связанные со стыдом, которые имели определяющее значение. Но, скорее всего, мы помним о них, потому что мы не обсуждали эти случаи с родителями, которые были открыты для разговора о стыде и стремились помочь нам развить устойчивость к стыду. Я не виню своих родителей за это, точно так же как не осуждаю бабушку за то, что она позволяла мне стоять рядом с ней на переднем сиденье, в то время как она вела машину. У них не было доступа к той информации, которой мы обладаем сегодня.

Сейчас я думаю о стыде и достоинстве следующим образом: «Это целый альбом, а не одна картинка». Если вы представите, что открываете фотоальбом, страницы которого заполнены фотографиями, запечатлевшими моменты стыда, вы тут же захлопните его и подумаете: «Стыд определяет все». Если же откроете альбом и увидите несколько маленьких фотографий о стыде, окруженных фотографиями с изображением достоинства, надежды, борьбы, стойкости, мужества, неудач, успехов и уязвимости, то окажется, что стыд – это только часть гораздо большей истории. И он не определяет содержание всего альбома.