Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

Гусейнов Абдусалам

Сократ спрашивает: «Что же это такое — прекрасное?» Гиппий не проникает в философский смысл вопроса и полагает, будто речь идет о том, какой предмет можно назвать прекрасным. Он отвечает: «Прекрасное — это прекрасная девушка». Возражая на это, Сократ легко доказывает, что с таким же успехом прекрасным можно было бы назвать прекрасную кобылицу, прекрасную лиру или прекрасный горшок. Далее он подводит к мысли, что каждая из этих вещей, будучи прекрасной, является в то же время безобразной. Красота вещей относительна. Даже самый прекрасный горшок безобразен по сравнению с прекрасной девушкой. Даже самая прекрасная девушка безобразна по сравнению с богами. Сократ принуждает Гиппия к выводу, согласно которому прекрасное нельзя сводить к отдельным его проявлениям.

Необходимо выяснить, что оно есть само по себе, какова его сущность. Начинается следующая стадия спора: даются общие определения прекрасного как подходящего, пригодного, полезного, приятного для слуха и зрения. Сократ подталкивает, провоцирует Гиппия к этим определениям, а затем раскрывает их несостоятельность, вынуждая собеседника согласиться с тем, что они несостоятельны.

Духовно измотанный Гиппий в конце концов раздражается и обрывает беседу следующими словами: «Но что же это такое, по-твоему, Сократ, все вместе взятое? Какая-то шелуха и обрывки речей, как я сейчас только говорил, разорванные на мелкие части. Прекрасно и ценно нечто иное: уметь выступить с хорошей, красивой речью в суде, совете или перед иными властями, к которым ты ее держишь; убедить слушателей и удалиться с наградой, не ничтожнейшей, но величайшей — спасти самого себя, свои деньги, друзей. Вот чего следует держаться, распростившись со всеми этими словесными безделками…» (1, 185). Сократ своей интеллектуальной дотошностью, как говорится, режет по живому. Он покушается на то, что дорого большинству — на желание «спасти самого себя, свои деньги, друзей». За интеллектуальной неряшливостью Гиппия (а Гиппий — кумир толпы) скрыта сомнительная нравственная позиция. Безобразие жизненных целей несовместимо со знанием истинной сущности прекрасного.

С софистом Полом Сократ спорит по двум вопросам: что предпочтительней: 1) совершить несправедливость или самому испытать ее?; а если она совершена, то 2) остаться безнаказанным или понести кару? По первому вопросу Пол считает, что «люди, творящие несправедливость, наслаждаются счастьем» (1, 289) и потому творить несправедливость предпочтительней. В доказательство он приводит судьбу македонского царя Архелая, который на пути к трону коварно убил своего дядю, родного и двоюродного братьев и после всего этого занимает настолько завидное положение, что многие афиняне охотно поменялись бы с ним местами. По второму вопросу Пол также придерживается расхожего мнения, что предпочтительней избежать наказания. Предположим, говорит он, что кто-то, желая стать тираном, совершил преступление и достиг желанной цели. И спрашивает: неужели ему было бы лучше, если бы его преступление не удалось и, вместо того чтобы стать тираном, он подвергся жестоким наказаниям — ему выжгли глаза, подвергли другим пыткам, в его присутствии мучили его близких и т. д. Сократ придерживается по обоим вопросам иных позиций: по первому — «если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы переносить» (1,287); по второму — «человек несправедливый и преступный несчастлив при всех обстоятельствах, но особенно несчастлив, если уходит от возмездия и остается безнаказанным» (1, 292).

Обосновывая свой первый тезис, Сократ спрашивает оппонента, что является более безобразным (постыдным) — причинять несправедливость или терпеть ее? И получает естественный ответ: причинять несправедливость считается делом более безобразным, чем стать жертвой несправедливости. Далее, через цепь рассуждений в полном согласии с Полом он приходит к заключению: нечто считается безобразным из-за того, что оно сопряжено либо со страданиями, либо со злом (вредом), либо с тем и другим вместе. И дальше:

«Сократ. Разберем сперва… больше ли страдают те, кто чинит несправедливость, чем те, кто ее переносит.

Пол. Это уже ни в коем случае, Сократ!

Сократ. Страданием, стало быть, первое не превосходит второе?

Пол.

Нет, конечно.

Сократ. Значит, если не страданием, то и не злом и страданием вместе.

Пол. Кажется, так.

Сократ. Остается, значит, другое.

Пол. Да.

Сократ. То есть зло.

Пол. Похоже, что так.

Сократ. Но если причинять несправедливость — большее зло, чем переносить, значит, первое хуже второго.

Пол. Очевидно, да…

Сократ. А большее зло и большее безобразие ты предпочел бы меньшему? Отвечай смело, Пол, не бойся — ты ничем себе не повредишь. Спокойно доверься разуму, словно врачу, и отвечай на мой вопрос «да» или «нет».

Пол. Нет, не предпочел бы, Сократ.

Сократ. А другой какой-нибудь человек?

Пол. Думаю, что нет, по крайней мере после такого рассуждения.

Сократ. Стало быть, я верно говорил, что ни я, ни ты и вообще никто из людей не предпочел бы чинить несправедливость, чем терпеть, потому что чинить ее — хуже.

Пол. Видимо, так» (1, 295–296).

Столь же убедителен Сократ и при рассмотрении второго вопроса. В этом случае он добивается предварительного согласия собеседника по двум тезисам — что справедливое всегда прекрасно и что «какое действие совершается, такое же в точности и испытывается» (1, 298). И далее:

« Сократ. Нести кару — значит что-то испытывать или же действовать?

Пол. Непременно испытывать, Сократ.

Сократ. Но испытывать под чьим-то воздействием?

Пол. А как же иначе? Под воздействием того, кто карает.

Сократ. А кто карает по заслугам, карает справедливо?

Пол. Да.

Сократ. Справедливость он творит или несправедливость?

Пол. Справедливость.

Сократ. Значит, тот, кого карают, страдает по справедливости, неся свое наказание?

Пол. Видимо, так.

Сократ. Но мы, кажется, согласились с тобою, что все справедливое — прекрасно?

Пол. Да, конечно.

Сократ. Стало быть, один из них совершает прекрасное действие, а другой испытывает на себе — тот, кого наказывают.

Пол. Да.

Сократ. А раз прекрасное — значит, и благое? Ведь прекрасное либо приятно, либо полезно.

Пол. Непременно.

Сократ.Стало быть, наказание — благо для того, кто его несет.

Пол. Похоже, что так» (1, 298).

Спор резюмируется следующим образом:

« Сократ. На чем же, друг мой, мы с тобой разошлись? Ты утверждал, что Архелай счастлив, хотя и совершает величайшие несправедливости, оставаясь при этом совершенно безнаказанным, я же говорил, что, наоборот, будь то Архелай или любой другой из людей, если он совершит несправедливость, а наказания не понесет, он самый несчастный человек на свете и что во всех случаях, кто чинит несправедливость, несчастнее того, кто ее терпит и кто остается безнаказанным — несчастнее несущего свое наказание? Так я говорил?