Великие сожженные. Средневековое правосудие, святая инквизиция и публичные казни
Шрифт:
К примеру, его труд «О размышлении», полный мудрыми высказываниями и высоким стилем, адресован не нашкодившему студенту, как кажется при первом прочтении, а папе Евгению III, который до избрания тоже носил цистерцианскую рясу.
А вот что он писал Гуго де Пейну в письме (которое, вероятно, было открытым) «Похвала новому рыцарству»:
«…Мне представляется, что новое рыцарство возникло недавно на земле, и именно в той ее части, которую посетил во плоти Свет с Востока. Как тогда Он тревожил князей тьмы силою Своей могучей десницы, так и ныне истребляет их последователей, чад неверия, рассеивая их руками могучих Своих. И ныне свершает он спасение народа Своего, вновь воздвигая рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего.
Сие, говорю я, новый род рыцарства, неведомый прошедшим векам. Неустанно ведет оно двоякую войну: против плоти и крови и против духовного воинства зла
Выступайте же уверенно, о рыцари, и с сердцем решительным гоните врагов креста Христова. Знайте, что ни смерть, ни жизнь не может отделить вас от любви Бога, пребывающей во Иисусе Христе, и в каждой опасности повторяйте: “Живем мы или умираем, мы – Господни”. Что за слава – возвращаться с победою из подобной битвы! Сколь блаженно погибнуть в ней, ставши мучеником! Радуйся, отважный воитель, если ты живешь и побеждаешь во Господе, но паче того гордись и ликуй, если умираешь и ко Господу идешь. Воистину, жизнь плодотворна и победа славна, но святая смерть важнее их обеих. Если благословенны те, кто умирает во Господе, то сколь больше – те, кто умирает за Господа!
Воистину, дорога в очах Господних смерть святых Его, умирают ли они в бою или на постели, но смерть в бою дороже, ибо она – самая славная. Сколь спокойна жизнь, когда незапятнанна совесть! Сколь спокойна жизнь, говорю я, когда смерти ожидаешь без страха или когда желаешь ее с чувством и приемлешь с почтением! Сколь свято и спокойно рыцарство это, и сколь всецело свободно оно от двойной опасности, которой рискуют те, кто сражается не за Христа! Когда выступаешь ты, о мирской воитель, то должен бояться, как бы телесная смерть твоего неприятеля не означала духовную гибель для тебя самого или, быть может, как бы он тело твое и душу с ним вместе не погубил…»
И в этом же письме он со страстью говорит тем, кто отказывается принять Крест:
«…Каков же конец или плод сего мирского рыцарства или, скорее, мошенничества, как я должен его поименовать? Что, как не смертный грех для победителя и вечная смерть для побежденного? Позвольте же мне позаимствовать слово у апостола и призвать того, кто пашет, пахать с надеждою, а того, кто молотит, молотить с надеждою получить ожидаемое.
Какова же, о рыцари, та чудовищная ошибка и что за невыносимое побуждение толкает вас в битву с такой суетой и тягостью, целью которых есть ничто, как смерть и грех? Вы покрываете коней своих шелками и украшаете доспехи свои, не знаю уж, каким тряпьем; вы разукрашиваете щиты свои и седла; вы оправляете упряжь и шпоры золотом, серебром и дорогими каменьями, а после во всем этом блеске мчитесь навстречу своей погибели со страшным гневом и бесстрашной глупостью. Что это – убранство воина или же, скорее, женские побрякушки? Неужто вы думаете, что мечи врагов ваших отвратятся вашим золотом, пощадят каменья ваши или не смогут пронзить шелка?..»
И святой Бернард в своем благоволении тамплиерам не шел, как бы мы сейчас сказали, против тренда. О нет, он его возглавил. В дальнейшем он призовет государей Европы ко Второму крестовому походу, а за ним воспоследует и Третий. И тамплиеры сыграют там свою роль, вписав в историю много славных и кровавых страниц. И при всем этом они будут продолжать богатеть, даже когда дела на Востоке пойдут для крестоносцев совсем уж неважно. А когда королевство крестоносцев падет и тамплиеры уйдут со Святой земли, дело для них обернется плачевно. Но об этом ниже.
Начало конца
Все, как обычно, началось задолго до того момента, когда все так кроваво и страшно закончилось, – в 1291 году, когда пала Акра, последний оплот европейцев в Палестине, и Тампль с Госпиталем удалились (само собой, не без усилий) на острова в Средиземном море.
Храмовники
Но это на Востоке, а на Западе примерно в это время происходили события не менее интересные и, безусловно, имеющие отношение к нашему повествованию. В 1294 году на престол святого Петра был избран Бенедетто Каэтани родом из древней аристократической семьи. Он наследовал Целестину V, отшельнику, монаху и молитвеннику, который был вынужден отречься от престола из-за полной несовместимости своего характера с тем служением, которое предполагает тиара.
А вот Бенедетто, известный под тронным именем Бонифаций VIII, был, напротив, человеком властным, целеустремленным и достаточно резким. Прекрасно образованным, но не слишком дальновидным и ни разу не гибким. Ему бы наследовать Иннокентию III и управлять Церковью во время максимального расцвета папской власти. Но он наследовал тому, кому наследовал.
И дело даже не в том, что занимать престол после Целестина было как-то неправильно. Дело еще и в том, что королем Франции в то самое время уже девять лет как был Филипп IV, прозванный Красивым. А еще – Железным, а еще – Фальшивомонетчиком. В общем, человек-праздник.
И тут, как несложно догадаться, эти два одиночества встретились. Они не могли не встретиться. Коса нашла на косу. Один хотел абсолютного послушания себе любимому, но и второй тоже жаждал власти.
И им обоим всегда нужны были деньги. Много денег. На этой почве они и поссорились. Филиппу, королю французскому, требовались средства для противоборства со своим заморским коллегой – королем Англии Эдуардом I, который, как и Филипп, отличался поистине голубиной кротостью и был склонен к компромиссам и всепрощению. Иначе говоря, король французский столкнулся с очень умным и решительным противником. А еще Фландрия, а еще само французское королевство, которое требовало твердой руки.
Филипп IV с семьей. Слева направо: сыновья короля Карл Красивый и Филипп Высокий, дочь короля Изабелла Французская, сам король, его сын Людовик Сварливый и брат короля Карл де Валуа
Ок. 1313. Wikimedia Commons
И он в поисках дополнительных средств обложил налогом французское духовенство. И это, с точки зрения папы, было серьезной ошибкой. Духовенство любой страны подчинялось только папам, ими было судимо и им одним платило. По сути, король прямо претендовал на права Святого престола.
В 1296 году папа выпустил буллу Clericis laicos против таких несообразных королевских инициатив, а король запретил вывоз из страны золота, серебра и других ценностей. И пока папа кусал локти, король обирал французское духовенство. Но стоит сказать, что не только его. Он и итальянских купцов обобрать успел, и испортить монету. Ему очень нужны были деньги, и очень мешал папа, который вздумал лезть в дела его королевства.
Папе, в знак примирения, пришлось канонизировать деда короля, Людовика IX, великого крестоносца и достаточно добродетельного правителя. И на время они-таки помирились. Но лишь на время. Оба готовились к продолжению борьбы.
У папы были влиятельные богословы: святой Бонавентура, генерал ордена францисканцев и один из ведущих умов эпохи, а также его друг и коллега по университету в Париже – святой Фома Аквинский. Оба в особых представлениях не нуждаются. У короля были выдающиеся законники и невероятно толковые советники Пьер Дюбуа, Гийом де Ногаре и Ангерран де Мариньи.
Они решали все те же вопросы: кто верховный суверен на территории того или иного королевства? Кому принадлежит финальное слово? До каких границ в своих инициативах суверен имеет право доходить?
Вопросы, на самом деле, не праздные. Дюбуа писал, что мира во французском королевстве можно достичь, только уменьшив права клириков и укрепив вертикаль королевской власти (как бы это сейчас назвали). И дело не только в ней. Вот заплатили бы монахи денег, король бы снарядил армию как следует и закончил войну в непокорной Фландрии. И всем стало бы чудо как хорошо.
Дюбуа написал эту работу в 1300 году. В тот самый год, который папа объявил юбилейным, пообещав отпущение грехов всем паломникам, которые успеют поклониться святыням Рима в эти дни. Рим наводнили паломники. И что понятно, они оставляли деньги. Много денег. И тут уже королю Франции пришлось бессильно скрипеть зубами: он монету портит от безденежья, а сундуки Рима наполняются полновесной и со всей Европы. И работа Дюбуа стала, можно сказать, шпилькой, которая должна была немного испортить понтифику праздник.